Кот, который ходил сквозь стены. Роберт Хайнлайн
– Да бросьте. Я настаиваю.
На самом деле он меня раздражал – тем, что бесцеремонно вклинился в мой вечер с восхитительной дамой, – и я старался отплатить ему тем же. Плохим манерам потакать нельзя, нужно давать отпор, вежливо, но твердо.
Дама, Гвен Новак, как раз выразила желание напудрить нос и покинула наш столик, когда появился герр Безымянный и без приглашения уселся напротив меня. Я уже собирался сказать ему, чтобы он проваливал, но тут он назвал имя: Уокер Эванс.
Нет никаких «Уокеров Эвансов».
Это имя является – или должно являться – своего рода посланием от одного из шести человек, пятерых мужчин и одной женщины. Оно должно было напомнить мне о старом долге. Вполне возможно, что в счет уплаты по тому долгу я должен был кого-то убить, – возможно, но маловероятно.
И совершенно немыслимо, чтобы я отправился кого-то убивать по приказу незнакомца только потому, что он назвал это имя.
Я считал, что обязан его выслушать, но вовсе не собирался позволить ему испортить этот вечер. Он сидел за моим столиком и мог бы, черт побери, вести себя так, как подобает приглашенному гостю.
– Сэр, если не хотите полный ужин, попробуйте хотя бы закуски. Кроличье рагу на гренке, может быть, приготовлено из крысы, но стараниями шеф-повара на вкус напоминает амброзию.
– Но я не хочу…
– Прошу вас. – Я поймал взгляд официанта. – Моррис? – Тот немедленно оказался рядом. – Моррис, пожалуйста, три порции кроличьего рагу. И попроси Ганса выбрать для меня сухое белое вино.
– Да, доктор Эймс.
– И пожалуйста, не подавай на стол, пока не вернется дама.
– Конечно, сэр.
Я подождал, пока официант не отойдет.
– Моя гостья скоро вернется. У вас есть несколько минут, чтобы объясниться наедине. Для начала назовите свое имя.
– Мое имя не имеет значения. Я…
– Ну же, сэр! Ваше имя? Пожалуйста.
– Мне велели просто сказать «Уокер Эванс»…
– Это я уже слышал. Но вы не Уокер Эванс, и я не собираюсь иметь дело с тем, кто не желает представляться. Скажите, кто вы, и хорошо бы еще взглянуть на ваше удостоверение личности.
– Но… полковник, куда важнее объяснить, кто именно должен умереть и почему убить его должны именно вы! Неужели не ясно?
– Пока мне ничего не ясно. Ваше имя, сэр! И удостоверение. И еще, пожалуйста, не называйте меня полковником: я – доктор Эймс.
Мне пришлось повысить голос, чтобы его не заглушил грохот барабанов – начиналось вечернее представление. Свет померк, и луч прожектора вырвал из полумрака конферансье.
– Ладно, ладно! – Непрошеный гость достал из кармана бумажник. – Но Толливер должен умереть к полудню воскресенья или умрем мы все!
Он раскрыл бумажник, собираясь показать удостоверение, но тут на его белой рубашке появилось маленькое темное пятнышко. Лицо незнакомца на миг обрело удивленное выражение, потом он тихо проговорил «Простите» и наклонился вперед. Похоже, он хотел что-то добавить, но изо рта его хлынула кровь, а голова упала на скатерть.
Мгновенно вскочив со стула, я оказался справа от него, а слева так же молниеносно возник Моррис. Возможно, Моррис пытался ему помочь, но я знал, что уже слишком поздно. Четырехмиллиметровая игла проделывает маленькое входное отверстие и не оставляет выходного, взрываясь внутри тела. Если взрыв происходит внутри туловища, смерть наступает мгновенно. Я внимательно оглядывал толпу вокруг себя, – а кроме того, у меня имелось еще одно маленькое дельце.
Пока я пытался высмотреть убийцу, к Моррису присоединились метрдотель и помощник официанта. Все трое действовали так быстро и слаженно, словно у них каждый вечер убивали клиентов прямо за столом. Ловко и незаметно, как китайские рабочие сцены, они убрали труп. Еще один официант собрал приборы и снял скатерть, тут же вернулся с новыми и накрыл столик на двоих.
Я снова сел. Разглядеть вероятного убийцу я так и не смог, даже не увидел никого, кто проявлял бы подозрительное отсутствие интереса к происшествию за моим столиком. Люди пристально смотрели в мою сторону, но когда труп исчез, переключили внимание на шоу. Никто не кричал от ужаса. Если кто-то что-то и заметил, похоже, все решили, что клиенту стало плохо или тот перебрал.
Бумажник покойника лежал теперь в левом кармане моего пиджака.
Когда вернулась Гвен Новак, я снова встал и подвинул ей стул.
– Что я пропустила? – благодарно улыбнувшись, спросила она.
– Немногое. Шутки, устаревшие до твоего рождения. Некоторые устарели еще до рождения Нила Армстронга.
– Мне нравятся старые шутки, Ричард. По крайней мере, знаешь, где смеяться.
– Тогда ты оказалась в нужном месте.
Старые шутки мне тоже нравятся, как и все старое – старые друзья, старые книги, старые стихи, старые пьесы. Наш вечер тоже начался с моей любимой старой постановки – «Сон в летнюю ночь», устроенной балетным театром Галифакса, с Луанной