В самой глубине. Дэйзи Джонсон
помочилась в какую-то нору в земле. Впереди с тропинки вспорхнула птица и, пропев, полетела над водой. Кто-то прочистил горло, но она осмотрелась и никого не увидела. Она подумала о водяном воре, жившем в воде и ходившем по земле. Она задумалась, как он должен выглядеть. Наверно, у него должны быть перепончатые руки и ноги, чтобы плавать, и тонкие пальцы, чтобы красть. Она подумала о рыбаках и о том, как они смотрели на нее поверх догорающего костра, об их широких ладонях и смехе.
Она пошла дальше. Шаги, которые она слышала, были не ее. Они были четче и тяжелее и стихали на миг позже, чем она ставила ноги, и так же начинались. Тропа идет прямо, подумала она, значит, они попутчики. Только она в это не верила. За весь день она не видела никого, кроме цапель и полузатонувших барж.
Она шла, пока небо не стало клониться к воде. Ее страхи поднимались, точно колючки на кустах ежевики. Она жалела, что отправилась в путь, не научившись стольким важным вещам: как меньше бояться, как разводить костер, как говорить с незнакомцами. Она жалела, что не знает, как себя вести, если кто-то тебя преследует. Листва с краю тропы расступилась, открыв проход. Она проскользнула сквозь листву и пошла вдоль берега, поскальзываясь и чуть не падая, раскидывая руки, сжимая кулаки. Она припала к земле и легла плашмя на живот. Посмотрела через склон, за которым шла тропа.
Это был один из рыбаков. Она не узнала его лицо, только увидела знакомый цвет непромокаемой куртки. Он нес металлическую коробку, в которой что-то громыхало. Он остановился и, казалось, стал рассматривать ее следы в грязи. Его тело внушало ей страх. Он занимал больше пространства, чем, как она думала, ему полагалось. Она опустила голову в сырую листву и задержала дыхание. Он долго шел за ней. Другие рыбаки – она в этом не сомневалась – ждали его вместе с ней. Он был точно водяной вор: брал что хотел, жил на воде, но выбрался на землю и шел за ней.
Чтобы успокоиться, она стала вспоминать все, что любила в доме: круглые ручки посудомоечной и стиральной машин, ровные края рожка для обуви, яблоки с веток, когда они были слишком твердыми, чтобы есть их, и падали от сильного ветра. Что-то двигалось по земле. Она представила, что глаза мужчины были как два зеленых мраморных шарика, а его руки сужались, словно щупальца моллюска. Послышался какой-то шум, ближе, чем раньше. Она подняла голову над руками. Мужчина ушел, но там было что-то другое. Последний дневной свет просачивался через кроны деревьев и бросал обширные тени от ветвей и животного, стоявшего на склоне. Она почувствовала запах смолы от древесной коры. Земля кишела мокрицами и сороконожками, а по ее руке ползла ночная бабочка. Зверь на склоне был длинней, чем человек, вставший на четвереньки. Она закрыла глаза и стала думать о симметрии дорожных фонарей, о сердцевинах фруктов, о стрелках часов. Когда она снова взглянула наверх, что бы там ни было раньше, теперь исчезло. Марго долго лежала, не шевелясь, и чувствовала, как холод проникает в суставы, в пальцы. Ее разум пытался подыскать логическое объяснение увиденному. Она думала: это был барсук, это была лиса, это была