Дорога к Зверю. Марина Дарман
не навела!
Игидар молча поднял обе ладони. Крики стихли на полуслове.
– Отверженную нельзя гнать. Хутор уже прогнал! Хотите повторения? – веско обронил он, и толпа растерянно смолкла. Гнать нельзя. В княгини нельзя. Чего делать-то?
– Молодцы, отверженную на трон посадить собрались, – не сдержал горечь Путятий.
– Нельзя на трон! – заволновалась толпа. Князь вновь поднял руки и почти ласково вопросил:
– В Варнаграде объявлен праздник? Иль я объявлял о том, что нашел суженную? – раздались смущенные покашливания. Не было подобных речей. Ни разу. – Так с чего мои бояре верят досужим бабьим сплетням? Ладно Путятий, общество Услады до того ядовито, что немудрено заразиться. Неужто и вы поверили речам вздорной девицы?
Толпа молчала, переглядывалась и наотрез отказывалась признаваться в том, что окончательно запуталась в разборках советника и князя.
– Гнать отверженную нельзя. Она от обиды много дел наворотить может, – поддержал Игидара Гордей. – Да и нет на ней самой проказы. Такое не скроешь.
Толпа с облегчением вздохнула и начала на перебой виниться. Шутки сменялись смешками, да все больше хохм летело в Путятия и Усладу. Гроза миновала. Почти. Игидар отлично понял, что главного дочь первого советника таки добилась. Он рассеянно отвечал на извинения и, прищурившись, изучал второго советника. Хороший ящер верный. То, что надо. А первому советнику недолго таковым быть осталось.
Много позже, когда бояре разошлись, а споры стихли, князь вызвал Усладу все в тот же тронный зал, где ненароком из-за вздорной девицы решилась его судьба. Раз так, то и ее судьба пусть тут поворотится. Справедливо будет.
Она вошла, отчаянно вихляя бедрами и зазывно улыбаясь. В глазах горело торжество, которое не смог скрыть виноватый вид.
– Прости, Иг-ги. Прости! – она упала на колени и припала к его ногам. – Это все ревность глупая. Не смогла совладать. Но что поделать, коли я люблю тебя, что мочи нет?
Князь заломил бровь, брезгливо сморщился и подумал о том, что эта зверева кукла не способна любить никого, кроме себя. Вслух же сказал:
– Будь, по-твоему, Услада. Чужачку я суженной не назову. Ты добилась своего. Только на тебе не женюсь тоже. Мне жена, что втыкает кинжал в спину, без надобности. Подберу тихую, да спокойную. Родит наследников, отправлю к служителям Зверя. И тебя к нему же, за бунт против своего князя.
Он ушел, а Услада еще долго сидела, уставившись пустым взглядом на затухающую свечу. Услышать-то она услышала. Принять сказанное, куда сложнее. Вроде и победа, да какая-то неправильная. Словно в ссылку отправили в ту самую деревню, откуда сбежала проклятая медоедка.
Игидар пришел затемно, когда Веста уже и не ждала. Она давно не роптала и ни о чем не спрашивала, доверяя тоненькому голоску, что убеждал ждать и терпеть. Одетая в длинную плотную ночную рубаху, она сидела за шитьем. От зажженной свечи валил густой дым, скрывающий те краюхи света, что давала. Молодая женщина словно не замечала этого, неторопливого работая.