Квазинд. Когда оживают легенды. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский
ветряная мельница:
– Тогда, черт возьми, дайте место вздернуть его!
Толпа тупо шарахнулась в сторону, образовав полукруг. Кэнби перебросил через балку лассо, услужливо протянутое каким-то скотоводом. Под покачивающейся немой петлей установили табурет. Двое дюжих погонщиков, надсадно покрякивая, без промедления водрузили на него вождя.
Толпа плотнее сгрудилась вокруг импровизированной арены. Теперь она напоминала единое многоглазое животное, плотоядно напрягшееся в предвкушении острого наслаждения.
В это самое время Джон Бартон возвращался в салун из магазина Фэнтона. В кармане его кителя лежали спички, новая бритва, упаковка табаку и сорок долларов сдачи.
Когда он поравнялся с пороховым складом, его чуть не сбила с ног запыхавшаяся дочка Адамса. Растрепанные волосы и полный смятения взгляд не на шутку встревожили лейтенанта. Он схватил девушку за плечи и встряхнул, как куклу, помогая ей прийти в себя.
– Что случилось, красавица?
– Быстрее! – Дженни задыхалась от волнения и не обратила никакого внимания на допущенную офицером вольность.– Они убьют и отца… и индейца… Они… Там!.. Этот сброд в нашем городе… Просто бич какой-то!..
Лейтенант, не дослушав, рванулся по улице к салуну.
Расправа над Черным Орлом шла полным ходом. Индеец неподвижно стоял на табурете, глядя поверх голов, и вполголоса тянул непонятную монотонную мелодию.
– Что это с ним? Свихнулся? – с детской непосредственностью поинтересовался осанистый джентльмен в неожиданно белой сорочке, но бессовестно лоснящихся бриджах.
– Дурак! Такая сволочь свихнется, жди! Поет похоронную – уж я-то их знаю, разрази меня ад! – не преминул внести ясность Кэнби.– Вот он! Даже не смотрит на нас. Презирает белого человека! Ублюдок!
Толпа возмущенно загудела.
Скверно продолжая ломать комедию, заводила обратился к вождю с традиционным требованием “последнего слова”:
– Эй, краснорожий! Ну скажи хоть “му-у”… Прежде чем ты сдохнешь, как собака!
Пленник по-прежнему смотрел куда-то вдаль и молчал. Именно это больше всего и бесило торговца.
– Ну, ты, дерьмо! Ты что… Гордый, да? Гордый?! А это ты нюхал, сука? – он поднес к лицу обреченного пудовый кулак.
Индеец невозмутимо прикрыл глаза. Доведенный до белого каления, Кэнби схватил его за руку и сдернул вниз с такой силой, что тот упал, ударившись лицом о доски пола. Однако этого расходившемуся громиле было мало. Во всю свою бычью силу он пнул ненавистного вождя острым носком ковбойского сапога по голове. Шпора зазубренной бритвой распорола лицо. В припадке ярости Кэнби зарычал и обрушил на беспомощную жертву еще несколько мощных ударов, после чего, тяжело дыша, отошел к стойке и обессиленно прислонился к ней.
Никто из толпы не заступился за избиваемого, никто не попытался остановить озверевшего великана. Ни в чьих глазах не блеснуло даже намека на жалость. Краснокожий лежал совершенно неподвижно: труп, да и только. Волосы, изодранная рубаха, потертые, заляпанные грязью леггины