Вехи истории. События. Времена. Лица. Сборник
к уцелевшей пушке:
«Сейчас, родимая, сейчас».
Но пламя бомбовых разрывов
Позицию накрыло сплошь
И батарейцам вражий вызов
Принять на равных не пришлось.
Такая карта им упала —
Уйти, пощады не прося.
Недолго буря бушевала,
Сжирая всех, сжирая вся…
Когда исчезли «мессершмитты»
Когда осел последний взрыв,
Когда, казалось, все убиты,
О многом недоговорив,
Уйдя в грядущие начала,
Стал различим чуть слышный стон —
Рефреном фраза в нём звучала:
– «За нашу Родину – ОГОНЬ!!!»
Казалось, что землёй исторгнут
Был этот клич, был этот глас…
Казалось, это ели стонут…
Но кто исполнит их приказ?
Из-под песчаной кучи выполз
Сержант Немеев, весь в крови,
И встал, шатаясь, с длинным всхлипом;
И всё схватиться норовил
За что-нибудь. Стоял недолго,
Шинель бездумно теребя;
Услышал слабый стон за ёлкой,
И начал рыть, придя в себя.
Руками рыл, без вариантов,
А там Андреев сам помог.
И вот, обнявшись с лейтенантом,
Стоят вдвоём, не чуя ног,
И по-мальчишески рыдают:
До их сознания дошло:
Они одни прошли по краю —
Всем остальным не повезло.
Их нет в живых, кто с ними рядом,
Стоял стеной плечом к плечу,
Вплоть до последнего снаряда…
– «Немеев, я так НЕ ХОЧУ!!!»
– «Товарищ лейтенант! Товарищ…
Не наша с вами в том вина.
ВОЙНА… Ей ложный счёт не впаришь…
Товарищ лейтенант – ВОЙНА!».
Стояли, накрепко обнявшись,
Пока вспотевший комполка,
Через завалы перебравшись,
Не взял их крепко под бока:
– «Ну что вы плачете, ребятки?
Ну что вы… Остановлен фриц…» —
А сам смахнул рукой в перчатке
Слезу тяжёлую с ресниц.
Зенитных пушек батарея
Навек замолкла в том лесу.
Остались жить комвзвод Андреев
И мой отец – сержант Немеев,
Чью память я в себе несу.
Евгений Бузни
Москва
Горки Ленинские
Поэма
Через год сто лет со дня рождения вождя революции
И вот он умер… Плач досаден. Не славят музы голос бед. Из меднолающих громадин Салют последний даден, даден. Того, кто спас нас, больше нет.
Последнее пристанище вождя,
чьё имя прогремело революцией
и прошумело ливнями дождя,
вобрав вселенную от Маркса до Конфуция.
Что думал он, впечатанный в постель,
когда не мог подняться над подмостками,
и так сказать, чтоб шапки набекрень
сдвигались изумлёнными подростками?
И так сказать, чтоб колотил озноб
жиреющего