Двойной агент Сторм в Аль-Каиде и ЦРУ. Тим Листер
с радикальными исламистами я часто удивлялся тому, кто из них пересек Рубикон от разговоров до террора. Угадать было сложно. Но в 1999 году стало ясно, что Лондон – и в особенности мечеть в Финсбери-Парк – становится сборным пунктом десятков замышляющих теракты боевиков. Нередко их роднило прошлое: трудное детство или побои, отсутствие образования и перспектив, работы, семьи и обида на весь мир.
Слыша воинственную риторику, несущуюся из мест вроде мечети в Финсбери-Парк, британские органы безопасности начали внимательнее следить за джихадистским сообществом Лондона. Но пытаясь осознать глубину проблемы, больше узнать о лидерах, финансировании, соперничестве в кругах радикалов, они запаздывали, как большинство западных спецслужб. Брикстон и Финсбери-Парк стали полями сражений Лондонистана, на которых просаудовские салафиты вроде старого Тайиба схлестнулись с поколением молодых рассерженных джихадистов, стремящихся свергнуть саудовскую королевскую семью, сражаться с русскими в Чечне и очистить исламский мир от влияния Запада.
Книги, лекции и разговоры до поздней ночи подготовили меня к джихаду, к тому, чтобы ради защиты веры взяться за оружие. Я не понимал, почему имамы большинства лондонских мечетей, в том числе Абу Бакр в Брикстоне, старательно избегали упоминания о джихаде, тем более не издавали фетвы, приказа к действию. В Даммадже обязанность ведения джихада как части нашей религии была для нас дежурным блюдом.
В последние дни 1999 года я поехал в Лутон, на лекцию шейха Яхьи аль-Хаджури, одного из преподавателей Даммаджа. Увидев меня, он удивился.
– Что ты тут делаешь? – спросил он, когда после лекции я подошел к нему поздороваться. – Ты должен вернуться в Йемен.
Его слова меня поразили. Я сбился с истинного пути? В Европе моя вера подверглась порче? Я пошел домой и молился, чтобы получить подсказку, знак от Аллаха, должен ли я вернуться к колыбели моей веры.
Это произошло в пятницу утром, пару недель спустя. Я зашел в подвальную кухню мечети Риджентс-парка за дешевой едой. Ко мне подошла встревоженная темнокожая женщина.
– Брат, пожалуйста, вы могли бы помочь моему мужу? Он хотел помолиться, но не мог выйти из машины.
Я поднялся с ней наверх. Пара была с Маврикия. Ее пожилой муж казался настолько хрупким, что я боялся до него дотронуться, чтобы не сломать. Он сидел на водительском сиденье древнего «Мерседеса».
– Я в порядке, брат, – сказал он. – Мне просто нужно отдохнуть и отдышаться.
Я поднял с пола машины ингалятор. Но он становился все бледнее, словно уходил прямо на моих глазах. Дыхание затруднилось. Он закрыл глаза и упал на спинку сиденья. Из горла вырвалось еле слышное бульканье, он снова открыл глаза, невидящим взглядом посмотрел сквозь переднее стекло.
Сначала мне показалось, что он оправился от приступа, но скоро я бормотал по-арабски «Нет Бога, кроме Аллаха», чтобы облегчить ему дорогу в рай. Он слабо кашлянул и умер.
Его жена забилась в истерике, я вытащил его из машины и поразился, насколько сюрреалистична