Дурманящие запахи острова. Александр Матвеев
своими сигаретами. У меня пачка «Мальборо». У предка экспроприировал. Он из Америки привёз.
«Ну и гад ты, Мишка! – думал Сева, плетясь за ними по коридору. – Целоваться в тамбуре будут».
– Севка, а ты? Не куришь? – спросила разгорячённая Мариночка-Марина.
– А ему мама не разрешает, – встрял приятель, понятно, недоволен, что друг путается у него под ногами.
Ни слова не говоря, Сева отправился назад, в купе.
– Так быстро уже накурился, Севка? – подначил кандидат наук.
– Парень не курит. Я сам в его возрасте ещё не курил, – вступился за соседа дед с верхней полки.
Как раз тут и появился Мишка, красный как рак. Отозвал Севу в сторону и прошептал:
– Иди в тамбур. Маринка просила, чтоб ты вернулся.
– Да я…
– Иди, иди, дурачок! Нравишься ты ей.
Сева не просто пошёл – побежал…
Мареев как будто закончил рассказ и, тяжело вздохнув, посмотрел внимательно на друга:
– Что, Сашко? Не утомил я тебя своей болтовнёй? Сейчас войдём в солёное море, и смоет оно сахалинскую историю курсанта.
– Боже мой, Сева, я вначале и не понял, о ком ты рассказываешь. Ты же свою жизнь рассказываешь! Ведь этот курсантик ты и есть? Так?
– Да. Конечно. Не хотелось «якать», вот и выбрал такую форму: о себе, да в третьем лице! Ты ведь, Сашко, просил самую важную историю из моей жизни? Первая любовь! Сколько лет прошло, всплыло в памяти, словно всё это вчера было. Маринка, Мишка, даже проводницу помню, молодая и разбитная деваха, Люськой звали. Мишка закрутил с ней скорую любовь. Устраивали наши с Маринкой свидания в соседнем вагоне, купейном.
– А потом? Что было потом?
– Потом? Прибыли в Улан-Удэ, и Марина попрощалась со мной.
– И всё? – расстроенно всплеснул руками Обабко.
– Не всё, не всё… Марина пообещала развестись с мужем и приехать ко мне на Сахалин. Сказала при расставании на перроне, что отец – директор местного театра, он поможет. В том году она оканчивала институт культуры, режиссёрский факультет.
Подошли к пляжу «Дасуди», разместились на скамейке недалеко от здания яхт-клуба. Всходило бело-жёлтое солнце, очень быстро отрываясь от морской линии горизонта.
Мареев продолжил:
– Каждый раз, наблюдая восход солнца над морем, удивляюсь, какое оно разное: то весёлое, то печальное, то беззаботное, то тревожное; красное, белое, туманное, морозное… И каждый раз вижу светило, словно в первый раз… Да, в январе мы с Мишкой прилетели на Сахалин… А потом в моря матросами! Стою, помнится, на крыле капитанского мостика парохода «Ванцетти». Японское море, ветер, волны встречные бухают и бухают о корпус, небо тучами покрыто, а я мечтаю: «Придёт весна, солнце явится, а там, глядишь, и Марина прилетит». Её письмам радовался несказанно, и я ждал прихода судна в порт, нам почту доставляли на борт. К весне Марина развелась с мужем, написала мне в письме, закапанном слезами радости… Я целовал следы её слёз с размытыми фиолетовыми буквами.
Мареев