Восточный конвой. Владимир Михайлов
перенести через границу?
– Джордан, – сказал командир, – как полагаешь?
– Не думаю, – сказал штурман.
– Джордан так не считает, – сказал командир.
– О’кей, – сказал пассажир. – Поживем, увидим. Тогда у меня пока все. А у вас, тренер?
– Я подожду до земли, – сказал тренер. – Хотел только сказать, что у нас всё в порядке.
– Хотите кофе? – предложил штурман.
– Потом, – сказал пассажир. – На земле. Просигналить успели?
– Это автоматически, – объяснил второй пилот. – Комп подает сигнал без наших просьб.
– Спасибо за информацию, – поблагодарил пассажир.
– Не стоит благодарности, – ответил капитан.
Пассажир кивнул и неторопливо вернулся в салон, где включенные табло просили пассажиров воздержаться от курения и пристегнуть ремни.
– Ваши ребята хорошо переносят передряги, – сказал пассажир одобрительно тренеру, когда тот проходил мимо, направляясь к своему месту.
– Иначе нельзя играть, – сказал тренер.
– Покачивает, – сказал пассажир, держась за подлокотники кресла.
– Не без того.
– Могут быть легкие осложнения, как вы думаете? – спросил пассажир. – Путается вся топография. Может забросить куда-нибудь – в центр какого-нибудь города.
– Без осложнений редко обходится, – сказал тренер равнодушно. – И в городах люди живут.
Пассажир усмехнулся и, ни на что более не отвлекаясь, направился к своему месту. Для этого ему пришлось миновать несколько рядов. Люди, мимо которых он проходил, смотрели на него безразлично. Словно бы его вылазка к пилотам осталась незамеченной.
Кабина снижалась. Само приземление состоялось относительно благополучно. Опускавшаяся кабина счастливо миновала лес – не очень густой, кстати, – и лишь чиркнула по верхушкам деревьев, по самой опушке, после чего достаточно ощутимо, но все же не очень опасно ударилась о мягкую, поросшую травой землю обширной поляны; аэростаты, успевшие за время спуска стравить почти весь газ (иначе кабину с людьми могло бы унести вообще неизвестно куда), – яркие оболочки баллонов перед тем, как погаситься, еще несколько метров протащили громоздкое тело машины по кустам, безжалостно ломая их, затем опали – и на этом рейс закончился.
Люди еще секунду-другую сидели молча, потом все разом зашевелились, отстегивая ремни и выбираясь с немалым трудом в проходы между креслами. Это было нелегко, потому что кабина лежала с сильным креном на борт – именно на левый, в котором были двери, так что для того, чтобы выбраться из машины, пришлось воспользоваться аварийными выходами. Несколько минут продолжались внезапно вспыхнувшие беспорядочные разговоры – вернее, не разговоры даже, а обмен какими-то междометиями, обрывистыми фразами, малопригодными для изложения мыслей, но прекрасно передающими чувства и настроения, и для того только и служащими, чтобы дать выход внутреннему напряжению. «Ну, слава Богу – смотри-ка, а? Все-таки… – М-да, знать бы заранее…