Вечная зависть. Евгения Черноусова
за ожидаемую банальность. Да, интересно, а как они поделят друзей? Впрочем, тут все ясно: Агния Львовна увидела злое лицо Бориса Николаевича, мелькнувшее в переходе к актовому залу и хвост коричневой юбки Валентины Петровны, кинувшейся за ним. Продолжая смеяться, она повернула к учительской. Но в учительскую входила уже с обычным своим лицом – никаким. Сама виновата. Боренька отвадил от дома всех её подруг, считая одних дурами, других проститутками. А его друзья… вот интересно, кто сохранит с ней хотя бы внешне добрые отношения?
А почти никто. Когда спустя полтора месяца Венечка позвонил и сказал, что приедет на ее сорокалетие и спросил, что ей купить на юбилей, она сказала: ничего. Не надо ни застолья, ни подарков. Только пусть Венечка приедет. А то Агния уже полтора месяца сохраняет лицо и чувствует себя… какой-то статуей. Свободы, вот! «Может, родиной-матерью?» – засмеялся Венечка. Нет, родина-мать выражает эмоцию, взывает к сыновьям. А у Агнии тут взывать не к кому, поэтому она просто стоит, не снимая тернового венца, обдуваемая всеми ветрами, и сохраняет лицо. Плывут пароходы – привет Свободе! Вы так и не помирились? Приеду – разберусь. Вот только не надо, сказала Агния. Мне уже доложили, что Боренька высказался, как тошно изо дня в день наблюдать рядом стареющее тело жены. Ты думаешь, после этого захочется сблизить тела вновь?
– Убью гада! – взревел Венечка, наконец-то что-то понявший.
– Нет, Венечка, не надо, – грустно сказала Агния Львовна. – И не думай, что я как всегда отмолчалась. Я согласилась с мнением предыдущего оратора: со стороны старение очень заметно. И очень жалко бывает партнера, когда у него дряхлеют отдельные члены…
Отходчивый Венечка хохотнул. Потом спросил:
– Судя по твоим словам, обратного хода нет?
– А о чем я толкую вам полтора месяца? Только вы меня не слушаете, ни ты, ни Света. Боренька всем внушил, что я так вопиюще бездарна, что в мою голову больше одной мысли не помещается, и за меня всё решать надо!
– Сдается мне, сестренка, что ты в отчаянии, если так несправедлива ко мне…
– Нет, Венечка. Я за это время поневоле поняла, что Борис – не такая уж потеря. Мне только обидно, что дочь меня не слышит. А ты… приезжай, сам всё увидишь.
– Я не к юбилею, я завтра приеду, Агничка!
И Венечка приехал. Он вошел в дом, продолжая разговаривать по телефону. Мама бы сейчас сказала: «Гешефтмахер!» Он сказал: «До свидания, Владислав!» В трубке заверещало. «А как вас зовут?» Опять верещание. «Да, был у меня такой одноклассник. Только он умер вместе со всей семьёй. Для меня, по крайней мере». Венечка сунул трубу в карман и обнял сестру. Агния выбралась из его объятий:
– Кто из вашего класса умер?
– Да это Славка Чагин, дерьмо. Просил сыну квартиру приискать, он в институт собирается. Я ему говорю, у тебя на юбилее поговорим, а он мне: не могу, перед Борей неудобно. Они что, все так с тобой?
– Не посылают в глаза, но общения по возможности избегают. Так что не продолжай в том же духе, а то совсем без друзей