История обыкновенного безумия. Чарльз Буковски
умирающему с голоду попросить у них монетку – ага, нет документов, уебывай, недоносок. То есть это когда они в штатском. Еще ни один умирающий с голоду никогда не просил монетку у полицейского. Наша репутация безупречна.
Потом меня запустили в обычную мясорубку. После того, как я был в тридцати ярдах от дома. После того, как я был единственным живым человеком в доме, где собралось пятьдесят девять гостей.
И вот я вновь очутился в этой особой длинной очереди из людей, в чем-нибудь да виновных. Те, кто был помоложе, знать не знали, что их ждет. Они впутались в темное дело, называемое КОНСТИТУЦИЕЙ и их основными ПРАВАМИ. Молодые полицейские, как в городской каталажке для пьяных, так и в окружной, проходили обучение на алкашах. Они должны были демонстрировать свои успехи. Пока я смотрел, они посадили одного малого в лифт и принялись возить его вверх и вниз, вверх и вниз, а когда он оттуда выбрался, уже едва ли можно было понять, кто он такой, да и кем он был прежде, – чернокожим, что-то орущим о правах человека. Потом они принялись за белого, крикнувшего что-то о КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВАХ; на него набросились четверо или пятеро, они так крепко его отделали, что он был не в силах ходить, и, когда его приволокли назад, то попросту прислонили к стене, он стоял, а его трясло, все тело было исполосовано багровыми рубцами, он стоял и дрожал крупной дрожью.
Меня снова сфотографировали, уже в который раз. В который раз сняли отпечатки пальцев.
Меня отвели в камеру для пьянчуг, открыли мне дверь. После чего еще нужно было найти местечко на полу, среди ста пятидесяти человек. Одна параша на всех. Всюду блевотина и моча. Я отыскал себе место среди собратьев. Я был Чарльзом Буковски, фигурировавшим в литературных архивах Калифорнийского университета в Санта-Барбаре. Кое-кто там считал меня гением. Я растянулся на досках. Услышал молодой голос. Голос мальчишки.
– Мистер, за четверть доллара могу у вас отсосать!
Полицейские обязаны были отбирать всю мелочь, все купюры, документы, ключи, ножи и так далее, плюс сигареты, после чего вы получали квитанцию. Которую либо теряли, либо продавали, либо у вас ее попросту крали. Но в камере все равно водились деньги и сигареты.
– Извини, паренек, – сказал я ему, – у меня выгребли все до последнего цента.
Четыре часа спустя я ухитрился уснуть.
Там.
Лучший шафер на дзэнской свадьбе. Причем готов биться об заклад, что в ту ночь жених и невеста даже не поеблись. А вот кое-кому это удалось.
Примирение
На Рэмпарт я вышел из автобуса, потом прошел один квартал обратно до Коронадо, взобрался на небольшой пригорок, поднялся по ступенькам к тропинке, дошел по тропинке до входа в мой верхний двор. Довольно долго я стоял у двери, чувствуя, как солнце греет мне руки. Потом отыскал ключ, открыл дверь и начал подниматься по лестнице.
– Кто там? – услышал я голос Мэдж.
Я не ответил. Я медленно топал наверх. Я был очень бледен и немного ослаб.
– Кто там? Кто пришел?
– Не дергайся, Мэдж, это всего лишь я.
Одолев лестницу, я остановился. Мэдж сидела