Молчание девчат. Надежда Нелидова
кровью сердцевины…
Застукал их Юра банально, по-дурацки, как герой литературной классики. Нашёлся Яго из числа дружков или телохранителей. Как в тупом анекдоте: возвращается, значит, муж из командировки…
Возвращается, открывает дверь спальни. А там в медленном, сладострастном темпе вздымаются, запрокидываются, опадают молочно, тепло белеющие в полутьме голые тела. Ляля застонала и открыла глаза. В дверном проёме стоял Юра.
Вообще, Юра был хоть накачанный, но аккуратненький, небольшого роста. Но Ляле в тот момент показалось: он заполнил весь проём, не помещаясь, раздвигая головой и плечами дверные косяки. Каменный гость, статуя Командора.
Потом острая боль в виске, белая вспышка в глазах – и чёрный провал.
Очнулась от бешеной тряски и качки: уткнувшейся носом в засаленную велюровую обивку сидений, почему-то запачканной свежей кровью. Всхлипнула носом, до краёв полным тёплой густоватой жидкостью, и поняла: её кровью. Сиденье пахло нечистыми мужскими задами, автомобильным освежителем, табаком.
– Ожила, сучонка.
Её больно схватили за волосы: они слиплись и присохли в комок на виске. Приподняли голову, заломив шею так, что ещё миллиметр – хрустнула бы и сломалась.
Белые бешеные Юрины глаза. Процедил на ухо с болью, чтобы слышала только она:
– Чего тебе не хватало, тварь? Чего тебе ещё не хватало?!
– Оставь её, Юрок, не пачкайся. Мы тебе давно намекали…
– Хлебала заткнули. Не ваше пёсье дело.
Снова удар, белая вспышка и провал. Потом невыносимый, сотрясающий тело до последней клеточки холод. Сырая, осыпающаяся комочками земля вокруг. Обрубленные крупные и мелкие корни деревьев торчат перед глазами из земли.
Они с Серёгой, голые, связанные, тесно, почти друг на друге, лежат в глинистой ледяной воде. Вверху в четырёхугольном отверстии качаются ели, сыплют в яму хвоинки и колючий осенний дождь.
– У-тю-тю. Как шпротики улеглись. Юзайтесь там досыта. А сверху камнем придавим: «Даже смерть не разлучила нас». Хых.
– Заткнись, – это Юрин голос вверху.
Ляля смотрела много иностранных фильмов и читал романы про любовь и смерть. Там любовники бы на прощание слились в страстном поцелуе. Предварительно бы плюнув в лица убийц кровью и сказав им гордо: «Фак ю». Или умоляли бы убить: он – себя, и она – себя. Только пощадите её (его).
Всё было по-другому. Ляля бы отдала всё на свете, чтобы её вытащили из ямы, чтобы ей – жить, жить… Отдавать было нечего. Всхлипывала:
– Юра, опомнись, никогда… прошу, умоляю. Только тебя…
– Заткнись.
– Молилась ли ты на ночь, Дездемона? – это кто-то из Юриных дружков проявил начитанность.
– Ах, гад!
Наверху послышались звуки драки: Юра бросился на шибко умного остряка и знатока Шекспира.
– Брось, хозяин. Давайте кончать, светает. Ещё забрасывать.
Первый же