Галинкина любовь. Юлия Монакова
давай, помогу донести до квартиры! – радушно предложил рыжий. Вика опешила от такой бесцеремонности, но взглядом немедленно облила непрошенного помощника презрением с ног до головы.
– Спасибо, обойдусь, – отозвалась она коротко, делая попытки обогнуть нахального парня и проникнуть в дом. Ей уже стало немного не по себе – а вдруг это какой-нибудь маньяк? Страшно с таким в подъезд заходить… Непонятно же, что у него на уме.
– Да не бойся ты меня! – парень продолжал излучать добродушие и приветливость.
– Мы с вами, кажется, ещё не переходили на «ты», – пробормотала она в замешательстве, прикидывая, что лучше – зайти-таки внутрь подъезда или рвануть отсюда прочь, куда-нибудь поближе к людям?
– Вик, да я же твой брат! – выпалил незнакомец, продолжая сиять самой искренней улыбкой от уха до уха.
– С ума сошли? У меня нет никакого брата, – Вика окончательно уверилась в том, что парень – либо маньяк, либо псих.
– Ну, понятно, что ты обо мне ничего не знаешь… мы же не общались, – подтвердил он покладисто и выкрикнул уже ей в спину:
– Я из Самары только сегодня приехал! Меня Женя зовут. Я – сын Владислава Борисова, твоего отца. Вот и получается, что ты мне – единокровная сестра, так?
Вика медленно обернулась.
– Ну вот, дошло, наконец! – обрадовался рыжий. – А я тебя уже целый час здесь поджидаю. Ну, на улице, наверное, неудобно общаться? Предлагаю подняться к тебе, и я всё-всё расскажу. А ребёнка давай сюда, мне не трудно..
В каком-то замешательстве Вика послушно позволила ему взять задремавшего Ванечку на руки, приложила ключ к домофону и открыла дверь. В голове и сердце у неё сейчас творилось что-то невразумительное – едва ли она могла бы даже приблизительно описать словами то, о чём думает и что чувствует.
Вику вырастила бабушка. Отец ушёл от матери к другой женщине, когда дочке было всего три года. Мама страшно переживала: поначалу целыми днями плакала, а затем впала в затяжную депрессию, которая постепенно переросла в хроническую шизофрению. После очередной попытки самоубийства её положили в самарскую психиатрическую больницу. Вике было тогда шесть лет. Отец же исправно присылал алименты вплоть до её совершеннолетия, однако ни разу не изъявил желания повидаться с дочерью. Конечно, до Вики периодически доходили какие-то слухи о нём и его новой семье. Говорили, что у него появились другие дети – так что, очевидно, Вика просто стала ему не нужна. Она привыкла жить без мыслей о нём и, пожалуй, действительно не испытывала потребности в родительской ласке – добрая любящая бабушка заменяла ей и мать, и отца.
После бабушкиной смерти Вика поняла, что не осталось абсолютно ничего, что связывало бы её с родным городом. Самарскую квартиру она планировала продать в самое ближайшее время, и тогда уж точно ничто больше не манило бы её в город на Волге. Она давно прикипела к столице – поступила во ВГИК, обосновалась здесь, полюбила этот суматошный,