Никудали. Дмитрий Александрович Москвичев
оговорила учительницу, так оговорила, что я сообщил и родителям, и в школу, началось целое разбирательство, уже и полицию хотели подключать, а оказалось, что девочка все выдумала, и ведь даже не было никакой обиды на учительницу, то есть не было никаких конфликтных ситуаций, это была просто месть. Месть вообще, понимаете? То есть всем. Всем взрослым, всему миру, что ли, да.
ВОСПИТАТЕЛЬНИЦА. Что вы на меня так смотрите? Что вы смотрите? На меня и так каждый день смотрят, каждое утро, каждый вечер, каждую ночь. Смотрят так, что я должна что-то сделать. А что я сделаю? Каждому нужна настоящая мама. А я стою между рядами кроватей, стою и плакать хочется. А мне нельзя. Если я сорвусь, если покажу свое бессилие, то дети они сразу все почувствуют, и если я ничего не могу поделать, то тогда вообще все рухнет. Смотрю на них и вижу, многие окажутся в тюрьме, многие сгорят от пьянства, многие останутся без дома. Был у нас один мальчик. Хороший мальчик. Добрый, отзывчивый. Вышел, а ему не дали места, где жить. Потому что в мэрии сказали, что квартир пока нет, будут осенью. Но и осенью не было. Проходил мальчишка лето, спал в шалаше. Осенью в подъезды перебрался. А его выгоняют. А потом и зима пришла. Что делать мальчишке? Обратно просился, да его и на порог не пустили. Взял да и разбил витрину, шоколадку какую-то взял. Зачем? Зачем? Да чтобы зиму в тепле провести. Тюрьма тюрьмой, а крыша над головой есть. Был мальчишка, а стал преступник, стал с судимостью, кто его с такой биографией на хорошую работу возьмет? Стою и смотрю, стою и смотрю на эти кровати, детей этих. Как им жить? Да разве жизнь это? Что ж вы мне душу-то.
ЖЕНЩИНА. А я ей шоколадку даю, дура, думаю, они тут совсем сладкого не видят. А она повертела шоколадку в руках да на стол положила. И к окну вдруг побежала. Стоит, смотрит. И руками начинает взмахивать. Я подхожу, спрашиваю, что ты делаешь? А она говорит птица. Птица там. И она тоже. А за окном сорока с ветки на ветку перелетает. Перелетала, перелетала да и улетела. А Таня стоит и машет. Не нужно ей никаких шоколадок. Ей летать хочется. Ей свобода нужна. Вот что. Быть по ту сторону окна, вот что. Спрашиваю у воспитательницы, и в какие игрушки она играет? А она особенно и не играет, не интересны ей ни пирамидки, не пазлы, есть только кукла, обычная пластиковая, в голубом сарафане, с которой она проводит весь день, которой что-то рассказывает, целует, встанет с ней у окна и так и стоит, все что-то высматривает. В тихий час полежит полчаса, приходишь, а она снова у окна стоит. Не надо ей никаких шоколадок, ничего не надо. Потому что птица. Я тогда подумала, что, наверно, вообще каждый ребенок – птица, то есть, вернее, птенец, только не у каждого есть те, кто научит летать, правда?
СОТРУДНИК ОТДЕЛА ОПЕКИ. Женщина одна. Как одна? Сколько их таких по всей России? Родила одного. Здоровый. Родила второго – девочку – а у девочки синдром. Тяжелая девочка. Нет, не отказалась, как же, говорит, я откажусь, когда это дочь моя. Зато муж – весь такой романтичный – вдруг рассвирепел. И пошло-поехало. Побои за побоями, даже кипятком обливал. До инвалидности жену довел.