Кочубей. Аркадий Первенцев
старушку, подозвал ее.
– Где поп с этой церкви?
– На шо ж вам батюшка? Ой, лишечко! – запричитала старуха. – Убивать?
– Молебна хочу служить, – подбоченясь, ответил Кочубей.
– Молебна? А говорили, у большевиков бога нема, – удивилась старуха и всплеснула руками. – Да как же вы служить будете, сыночек, ведь батюшка-то утек с кадюками.
– Эге!.. – протянул Кочубей. – Раз нет попа, не надо и церкви… Хлопцы, давай ее палить – поп утек.
Охотники побежали за соломой. Вскоре первым появился Пелипенко, таща на спине целую копну бурьянистого сена, увязанного возовой веревкой.
– Хлопцы на огородах смыкают солому, а мне хозяин бурьян приспособил, – хвалился он, сваливая принесенное у паперти и отдуваясь. – Давай спички.
– Подожди, Пелипенко, пока ребята еще припрут соломы, а то не загорится, – посоветовал кто-то.
– Загорится, як от керосина, – поощрил Кочубей. – Эй, хлопцы, солому тащить до самого алтаря!..
Кандыбин отозвал Кочубея:
– Ваня! Зря ты это делаешь.
– А ты шо мне за указ? – усмехнулся он.
– Ведь это противореволюционно…
Кочубей махнул рукой.
– Давай, Пелипенко, шо ж ты чухаешься?
В церковь вносили вязанки соломы. В ожидании веселого зрелища бойцы перешучивались, покуривали, смеялись.
– Ты должен отменить, – наступая, требовал комиссар.
– Да шо ты привязался? – вспылил Кочубей. – Шо, ты мне приказы будешь отдавать?
– Ты не хочешь, я сам отменю, – твердо сказал комиссар. – Товарищи!.. – крикнул он.
Рассерженный Кочубей тряхнул его за грудь. Комиссар, вырываясь, выхватил кинжал.
– Вот так комиссар! – Комбриг крепко держал Кандыбина за руку. На уровне глаз комиссара матово поблескивало дуло кочубеевского нагана. – Эх ты! Вот як надо, – и вывернул руку, кинжал упал на землю. Потом засунул наган за пояс и удовлетворенно заметил: – Вот это комиссар! Еще раз товарищем будешь.
Добавил тоном, не терпящим никаких возражений:
– А церковь спалим, есть мой приказ. А за компанию – подпустим красного петуха и станице. За станицу режь Сорокина, он приказал. Давай поглядим, яка тут церковь.
Кочубей, бросив повод ординарцу, вошел в церковь. За ним направился Кандыбин. Кочубей, подергивая плечами, шел по серому некрашеному полу легкой джигитской походкой. У иконостаса остановился в раздумье. Он был серьезен, и прежнее шутовство будто слетело с него.
– Святые, эх-эх… святые… – укоризненно покачав головой, прошептал он и продолжал уже злобным, повышенным голосом: – Да яки ж вы святые, да яка с вас польза? Где ж ваша святость? Все в камнях, венцах, со скипетрью, а люди оборванные и босые.
Сплюнув, резко повернулся, снял шапку и, стерев пот коротким взмахом руки, заорал нарочно громко и вызывающе:
– Хлопцы, вытянуть самую кращую ризу и одягнуть на моего Зайчика!
Жеребец Кочубея, Зайчик, был наряжен в голубую пасхальную ризу.
– Глянь,