В тупике. Сестры. Викентий Вересаев
отхаркивался, кряхтел. Голову кружило, под сердцем шевелилась тошнотная муть. Весеннее солнце светило в щели ставень. В кухне звякали чайные ложечки, слышался веселый смех Кати, голос Леонида23. Иван Ильич умылся. Угрюмо вошел в кухню, угрюмо ответил на приветствие Леонида, не подавая руки.
Катя оживленно болтала, наливала Леониду чай, подкладывала брынзы.
– Ешь! Как ты похудел! И даже сединки в волосах. Это в двадцать восемь лет!
Иван Ильич, – мрачный, с измятой бородой, – пил чай и молчал.
Катя взяла с холодной плиты миску с ячменным месивом.
– Подожди минутку, сейчас поросенку дам поесть, приду.
И ушла. Иван Ильич хмуро спросил:
– Ты из Совдепии?
– Да.
– Зачем приехал?
– Вас проведать. Отдохнуть. Устал.
Иван Ильич приглядывался к нему: по-прежнему в темных волосах – ярко-седой клок над левым виском; добродушные глаза, добродушный голос, но губы решительные и недобрые.
Воротилась Катя. Она очистила кухонный стол, выложила из кошелки семь цыплят и стала их кормить рубленым яйцом.
– Вчера вылупились. Посмотри, какие.
– Прелесть!
– Правда, как будто пушистые желтые яички на ножках? И такие серьезные, серьезные!
Леонид взял цыпленка, закрыл его ладонями и стал нежно на него дышать.
– Ты знаешь, я решила в этом году завести полсотни кур. Будем жить куриным хозяйством. Противно смотреть на дачников, – стонут, ноют, распродают последние простыни, а сидят сложа руки. Будем иметь по нескольку десятков яиц в день. Сами будем есть, на молоко менять, продавать в городе. Смотри: сейчас десяток яиц стоит 8—10 рублей…
Ивану Ильичу было досадно, что Катя с таким увлечением посвящает в свои хозяйственные мечты этого чужого ей по духу человека. Он видел, с какою скрытою усмешкою слушает Леонид, с добродушною усмешкою взрослого над пустяковою болтовней ребенка. А Катя ничего не замечала и с увлечением продолжала говорить. Иван Ильич ушел к себе и лег на кровать.
– Еще я кабанчика откармливаю, осенью зарежем, – на всю зиму колбасы будут, ветчина, сало. А какие умные свиньи! Вот я никогда раньше не думала. Одно из самых умных животных… Хочешь, я тебе свое хозяйство покажу?
Леонид вскочил на ноги.
– Покажи.
Лицо его сморщилось от неожиданной боли, но он поспешил разгладить морщины.
– И хозяйство твое, и вообще всю вашу дачку. Ведь я ее еще не видел.
Они вышли в сад. Леонид слегка прихрамывал. Солнце сверкало и грело. Сад был просторен, гол, но травка уже зеленела. На миндальных деревьях розовели набухшие бутоны. Сквозь ветки темнело море, огромное и синее.
Катя выпустила из чулана под лестницей поросенка. Он очумело выскочил, радостным карьером сделал несколько кругов, потом сразу остановился и, похрюкивая, стал щипать молодую травку.
– Смотри, какой жирный и большой! И знаешь, что я заметила? Что свиньи – очень чистоплотные животные. В грязь они лезут потому же, почему мы умываемся. Грязь засохнет и задушит на ней всех вшей,
Прототипом Леонида отчасти является троюродный брат писателя Петр Гермогенович Смидович (1874—1935) – профессиональный революционер, известный советский государственный и партийный деятель.