Под псевдонимом Серж. Владимир Каржавин
в Метрополе в качестве портье. Седой давно был связан с бандой Кошелькова и информировал её обо всех, поселившихся в Метрополе и представлявших для бандитов интерес.
– А вдруг мусор? – сверкнул глазами Кошельков.
– Ну, Янь, сам понимаешь: стопроцентную гарантию давал только ювелир Меерсон, рассматривая «камушки». Впрочем, суди сам: откуда в нынешней уголовке возьмутся филеры, калякающие на французском? Там сейчас рабочие мужички да матросня. Это тебе не Путилин и не Кошко.
– А если он из Чеки? – усмехнулся Кошельков, с презрением выговорив последнее слово.
– Да там такие же, только ими баламуты-большевики руководят. Устраивать шмоны, облавы, расстрелы всякие они научились. А вот закидывать своих к нам – кишка тонка.
Хоть Янька Кошельков и слыл бандитом, но в его натуре иногда появлялось что-то поэтическое. И дело не только в том, что он любил поэзию. Он мог неожиданно для всех замолчать, задуматься, отключиться от всего вокруг. Так было той морозной рождественской ночью 6 января, когда он, глядя в чёрное звёздное небо, решал: выстрелить или нет. Так было и сейчас, когда после упоминания Вербицким о Путилине и Кошко на него нагрянули воспоминания. С Путилиным ему встретиться не довелось, тот питерский, да и работал два десятка лет назад. А вот с главой московской уголовки Аркадием Кошко столкнуться пришлось и не раз. Как и с его лучшим сыскарём Отманом. И всё время ему, Кошелькову, карта ложилась не в масть. Много, много кровушки попортил ему Аркаша Кошко…
– Ты прав, Кошко серьёзный хват, – вздохнул Янька, прервав воспоминания. – Где он сейчас, не знаешь?
Вербицкий пожал плечами, не ручаясь за точность своих слов:
– Ходят слухи, в Крыму он у беляков.
– Чем занят?
– Чем он может быть занят: как и в Москве, ловит таких, как мы.
Кошельков опять задумался. Его обложили со всех сторон, кольцо сжимается. Несколько раз он уходил лишь чудом. Конечно, этим мужичкам и матросикам до Кошко далековато, но работают они всё лучше и лучше. Пора, пора двигать за кордон! Сейчас бы в Крым, а оттуда махнуть на пароходе в Европу, во Францию.
А может, ещё дальше, в Америку? Но для этого нужны франки, нужны доллары – валюта. Да и с Кошко неплохо было бы встретиться в Крыму и рассчитаться по долгам.
О желании Кошелькова уйти за кордон знала только его любовница Анна Савельева, ныне арестованная. С ней он и хотел туда двинуть. Но в произведениях искусства Янька ни черта не смыслил, тут нужен был помощник. Выбор пал на Вербицкого, который слыл своим среди блатных и хорошо разбирался в живописи. Правда, Вербицкий – Хорёк – «тёртый калач», и если речь зайдёт о валюте, он быстро поймёт, зачем она ему, Кошелькову, нужна. Что ж, пусть будет так, без помощника в таком деле трудно.
– Ты что, Янь, спишь?
Кошельков очнулся, встал.
– Ладно, поверим. Но с этого французика не спускай глаз. Я дам тебе в помощь двух молодцев. – И неожиданно схватил Вербицкого за ворот пиджака. – Но, смотри, Хорёк, вздумаешь один взять то, что на кону… без меня… Из-под земли найду и на ремни порежу, что б громче пел!
– Ну что ты, Янь…
– И