Европейские мины и контрмины. Грегор Самаров
за сюрприз! – отозвался Бисмарк. – Граф Биландт еще здесь?
– Вернется через час, – отвечал государственный секретарь. – Я обещал, что немедленно передам вашему сиятельству его сообщение.
– Прошу вас ответить ему, – сказал Бисмарк, – что мы не можем исполнить дружеской просьбы его правительства, потому что предположенные переговоры еще не объявлены.
Тиле поклонился.
– Потрудитесь, – продолжал первый министр, – собрать в архиве и прислать мне все акты о переговорах и заключении трактата в 1831 году относительно великого герцогства. Сегодня после обеда мы еще поговорим об этом деле. – Теперь я побеседую несколько минут с обоими посланниками, а потом отправлюсь к королю.
Между тем в приемной сидели английский посланник, лорд Август Лофтус, а также посол Наполеона III Бенедетти.
Лорд Лофтус, типичный английский джентльмен, вальяжно сидел в кресле, перед ним стоял Бенедетти, с холодной улыбкой на лице, выдававшем сочетание равнодушия и редких умственных способностей.
– Тиле, кажется, очень спешил, – сказал он. – Не знаете ли вы, милорд, чем может объясняться такая поспешность в нынешнее спокойное время?
– Ба! – невозмутимо воскликнул лорд. – Ровно никакой. Разве что какое-нибудь внутреннее дело, личный вопрос, требующий немедленного разрешения.
Проницательный взгляд Бенедетти обратился на сидящего спокойно лорда.
– Мне кажется, – сказал Бенедетти, делая шаг к англичанину и понижая голос, – что под прикрытием наружного глубокого спокойствия и исключительного занятия внутренними делами ведутся деятельные переговоры, и притом такие, которые заслуживают внимания нас обоих как представителей интересов наших государств!
Лорд Лофтус с удивлением взглянул на своего коллегу.
– От вас, – продолжал Бенедетти тем же тихим голосом, – конечно, не укрылись дружественные отношения здешнего двора к России: вы помните настроение Санкт-Петербурга при окончании последней войны и помните также, что тогда внезапно отозвали Мантейфеля из армии и отправили в Россию с чрезвычайным поручением. – Что делал в Санкт-Петербурге посол короля?
Лорд Лофтус пожал плечами.
– Вскоре затем, – продолжал Бенедетти, – отозвали в Петербург русского посла при здешнем дворе, господина Убри, который, как вы помните, сильно обеспокоился чрезвычайными успехами прусского оружия и их последствиями. По возвращении он заговорил совершенно иным языком: высказывал удовольствие относительно положения дел, что резко противоречило его прежним словам. Этому должна быть серьезная причина, – продолжал француз с нажимом. – Вероятно, заключен договор, так же тайно, как и те договоры с южными державами, которые теперь обнародованы и уничтожают пражский мир. С того времени оба двора, берлинский и петербургский, смелее и решительнее идут своим путем: Россия на Востоке, Пруссия в Германии, и между обеими не замечается ни малейшего неудовольствия. Нет ли тут взаимных гарантий,