Россия в эпоху постправды. Андрей Мовчан

      Предисловие.

      Как это получилось

      Я никогда не думал становиться ни журналистом, ни экономистом (собственно, я ни первым, ни вторым не стал, хотя многие думают иначе). До 1990 года я был уверен, что всю жизнь буду заниматься физикой. Но революция смешала все карты (вернее, смешал их я, уставший жить на 10 долларов в месяц в институте в Подлипках, – как раз в 1992 году «Альфа-Групп» предложила мне аж 500, и думал я недолго). Я занялся финансами, а потом и инвестициями, и вот уже примерно 25 лет каждый день (помимо рутинных вопросов руководства компаниями или банками) решаю один и тот же вопрос: кому можно дать денег, так чтобы они вернулись с прибылью.

      Ответственность за деньги (свои и чужие, сейчас я решил, что после 50 надо жить полегче, и управляю «всего» парой сотен миллионов долларов, а лет 10 назад, когда я возглавлял «Ренессанс Управление Инвестициями», их было 7 млрд) делает человека не только циничным, но и вдумчивым. В детстве меня много учили решать нестандартные задачи (и я учился прилежно, так что за постоянно выигрываемые олимпиады учителя прощали мне чудовищное поведение в школе). Выработанный навык искать скрытые закономерности и смыслы, сопоставлять данные, учитывать множественные факторы очень помог мне сориентироваться в пространстве экономики и финансов, а школа математической статистики, которую я прошел на мехмате МГУ (как же часто я потом жалел, что предпочитал пить пиво и играть в преферанс, а не сидеть на лекциях!), дала мне неплохой аппарат для анализа.

      Но вдумчивость, цинизм, математический аппарат – это хорошо, но мало. И мне пришлось влезть в экономику как науку, постараться разобраться в механизме сложнейшей системы, состоящей из миллиардов элементов – домохозяйств, компаний, рынков, инструментов, – системы, в которой большинство элементов наделено свободой воли, но над которой стоят древние незыблемые законы, связанные с самой природой человека. Надо сказать, что очень быстро я начал понимать, насколько фрагментарно и несовершенно современное экономическое знание и как мало можно взять из фундаментальной науки с точки зрения практических рецептов. Кажется, это Марио Варгас Льоса сказал, что экономика – это не наука, а вид литературы: как и художественная литература, экономика выхватывает из жизни изолированные сюжеты и аспекты и описывает их с целью кого-то чему-то научить – но не претендует ни на объективность, ни на универсальность.

      Я был готов с этим согласиться – и начать писать про экономику. Тем более это было явно полезно бизнесу – со всех сторон мне говорили, что в России доверие к печатному слову огромное, а тому, чье имя стоит под статьей в приличном издании, всякий готов дать денег в управление.

      Наконец я собрался и встретился с тогдашним редактором журнала Forbes. Меня как главу крупнейшей управляющей компании Восточной Европы (то была эпоха инвестиционных банков, средней руки банкир летал на частном самолете и чувствовал себя почти президентом – как же смешно все это вспоминать сегодня) в Forbes знали и были бы рады моей колонке. «Напишите, во что надо инвестировать, желательно на российском рынке», – предложил за чашкой кофе редактор.

      Это было скучно. Статей на эту тему было множество (вернее – каждый уважающий себя брокер регулярно писал такую статью, предлагая инвестировать как раз в то, что очень хотел продать), а мои амбиции требовали создать что-нибудь эпохальное. Я решил, что напишу на тему о ресурсном проклятье, причем не статью, а серию, и начну издалека – с древних цивилизаций. А раз редактор хочет про Россию – будет ему Россия.

      Через неделю я отослал редактору статью про работорговлю в Киевской Руси и почему она явилась причиной заката государства. Проработал я ее на совесть – так, как это делали физики еще тогда, когда я учился в университете, – с полным указанием источников, перечнем литературы, специальными оговорками и отсылками. Но редактор, специально приехавший к нам в офис для разговора, начал с вопроса: «Вы историк?» «Нет, – ответил я, – вообще-то математик». «Ну вот, – сказал мрачно редактор, – мы не можем это печатать. Полстраны обидится, историки назовут это клеветой, нам этого не надо. Вы лучше напишите про инвестиции – про рубль там… Мой вам совет, не думайте, что вы писатель или журналист. У вас есть тема – куда вложить, ее и придерживайтесь. Ничего другого никто читать у вас не будет».

      Мои амбиции были оскорблены – я человек тщеславный и самоуверенный (сейчас, правда, намного меньше, чем тогда). Я тут же решил, что обязательно буду писать и добьюсь, чтобы