Этюды из жизни глубинки. Рассказы. Книга первая. Николай Тимченко
Из остановившегося поезда на шпалы вышли сопровождающие. Выходы из остальных вагонов проводники успели закрыть до торможения Во всех вагонных окнах виднелись по несколько пар любопытных глаз, ожидающих развязки экстренной остановки.
Бутылки из портфеля доставались офицером одна за другой и… с грохотом разбивались о рельсы. После уничтожения второй нераспечатанной поллитровки раздалась протяжная, будто стон неодобрительная фраза негодования: «У-у-у, га-а-ды!». С каждой следующей разбитой бутылкой многоголосие негодования росло и крепло. Чтобы ещё больше не разозлить толпу, а она могла бы на броситься на погромщиков, оставшийся груз сопровождающие внесли в вагон для собственного потребления. Это было воспринято парнями более достойным поступком, чем уже совершённый акт «вандализма». Некоторые тогда впервые познали, что в армии «тот прав, у кого больше прав». Нет, не какие-нибудь алкоголики, а обыкновенные ребята ехали в том поезде. Пили про запас. Впереди всех ожидал «сезон спиртной засухи» продолжительностью в два года.
Переросток
В поезде мы ехали в гражданской одежде. В Спасске-Дальнем, после помывки в армейской бане, новобранцы друг за другом проходили вдоль длинного стола-стеллажа. Там несколько прапорщиков лишь бросив на парня взгляд, подавали форменную одежду. Спрашивали только размер обуви Всё остальное всем пришлось впору без лишних вопросов. А вот Саше Громову, гиганту из Сорска сапог по размеру не нашлось. При росте два метра и три сантиметра обувь у него сорок девятого размера. Переглянулись мастера по переодеванию новобранцев, засуетились. Один из прапорщиков даже отошёл и позвонил куда-то. Оказалось, что и на складах самые большие сапоги только сорок шестого размера.
В строю Громов выглядел экзотично: всё форменное, а на ногах тапочки, в которых он ехал в поезде. Сопровождающий тут же сообщил о «переростке» в воинскую часть, куда попал наш Саша. В учебной роте за два дня до принятия присяги появился ещё незнакомый нам ротный старшина в звании прапорщика. Он прервал занятия по изучению уставов и объявил общее построение.
– Рядовой Громов, выйти из строя, – скомандовал приезжий.
– Есть выйти из строя, – отозвался солдат в тапочках.
– Вручаю тебе сапоги сорок девятого размера. Будешь носить их год, как все. Раньше не получишь. Такая обувь шьётся на заказ. Чтобы не оставить подошвы на плацу, строевой подготовкой не занимайся. Отцы-командиры, все слышали мой приказ? – обратился хозяйственник к командирам взводов и отделений.
– Так точно, товарищ «капитан», – полушутя, взяв под козырёк, ответил командир взвода, тоже прапорщик.
На следующее утро, после команды «Подъём!», в роте возникла неразбериха. Громов, спрыгнув с верхнего яруса двухъярусной кровати, не нашёл свои сапоги. Он суетливо метнулся между кроватями, распластался под ними на полу, всматриваясь, нет ли его сокровищ где-то дальше, между мелькающими ногами сослуживцев. Перескакивая через пыхтящую от напряжения громаду, все спешили встать в строй раньше, чем