Вот идет цивилизация. Уильям Тенн
просто-таки перекосило от ярости и разочарования. Он сунул левый кулак в рот и прикусил зубами. Он поклялся, что отныне целью его жизни станет проникновение в Оксфорд и посещение оной библиотеки. К сожалению, позднее его хватил удар и он так и не осуществил свое намерение.
Мой спор с Лестером по проблеме ядерного безумия начался с того, что он поинтересовался: «А ты, случайно, не из тех, кого приводит в ужас сам факт существования ядерного оружия?» Когда я ответил утвердительно – потому что меня и впрямь приводит в содрогание одна мысль о ядерном оружии, – он усмехнулся и в своей излюбленной кемпбелловской манере заявил: как это маловероятно, чтобы кто-нибудь, одержимый проблемой самосохранения, спровоцировал применение такого оружия. Кто допустит нечто подобное – угрозу уничтожения всей планеты? Не говоря о том, что лидеры стран стали таковыми благодаря выдающемуся интеллекту. «Да неужели? – сказал я. – А как насчет Гитлера в его бункере, к которому пробивались русские? Если бы какой-нибудь лейтенантик пришел к нему и рассказал, что изобретено оружие, способное испарить наступающую русскую армию, но оно также может уничтожить и весь мир, – что, ты думаешь, он бы ответил?» Лестер немедленно возразил, сославшись на «Мою борьбу», что Гитлер вовсе не хотел уничтожать мир. Он добавил к этому авторитетные мнения двух французских генерал-лейтенантов, имена которых ничего мне не говорили, и завершил свою тираду мнением лица, ответственного за ядерную программу, чье имя и должность, как я понял, Лестер моментально выткал из тончайштх воздушных струй.
Тогда, увы, я начал орать. Лестер заорал в ответ. Мы повышали и повышали этот накал страстей до тех пор, пока пьянчужка, также живущая в этом доме, не пересекла коридор и не спросила, не можем ли мы поделиться с ней стаканчиком виски?
Я удалился, продолжая орать через плечо. В это время я открыл дверь и стал пересекать длиннющий коридор, и на меня навалилось французское l’esprit d’escalier (l’esprit du vestibule?), и я обдумывал, что бы еще такого сказать. Тогда я вдруг понял, каким образом могу высказать все то, что мне хотелось бы сказать по этому поводу. Я вошел в квартиру, сел за машинку-«Ремингтон» и описал все это представление. О’кей, аргумент аргументом, но я нуждался в деньгах, чтобы оплатить просроченную ренту моей домовладелице.
Написан в 1950 г., опубликован в 1951 г.
Дом, исполненный сознания своего долга
«Быть… быть бесформенным, покинутым… всегда…»
Всегда? Мысль слепо нащупывала хоть малейшую потенциальную возможность… И однажды… Необходимость, нужда… Это было что-то… Нет, кто-то, кто… нуждался… Кто-то нуждался? Сознание проснулось!
Появилось живое существо… гордое от того, что стало владельцем… но почему-то тоскующее. Совсем непохожее на его первую любовь, это существо имело странные, примитивные понятия. Они были такими… болезненными, такими… мучительными, что никак не складывались во что-то определенное.