Феминистки не носят розовое (и другие мифы). Отсутствует
никак не могла взять в толк, за что же эти самые феминистки борются. Но, что более важно, мое представление о «феминистках» противоречило всем ориентирам в моей тринадцатилетней голове. Феминистки не красятся (мое основное хобби), не бреют ноги (для меня священный ритуал), презирают мальчиков (по-моему, это лучшая часть человечества) и – самое главное! – не носят розовое (а этот цвет был моим любимым). Стать феминисткой означало, что мне придется выкинуть половину гардероба, обнажить проблемную кожу и волосатые ноги и положить конец двадцати с лишним сообщениям в MSN-мессенджере, ежедневно отправляемым мальчикам, в которых я была влюблена.
Есть такая замечательная феминистка, Одри Лорд, которая сказала: «Наши чувства – самый верный путь к познанию». Мое стремительное погружение в феминизм полностью основывалось на чувствах. На протяжении многих лет я подбирала слова, вооружаясь мыслями, книгами, цитатами и разрабатывая план действий, но в самом начале мой феминизм был лишь чувством, он зародился вне контекста и языка, но был полон эмоций.
До пятнадцати лет я не знала, что я – феминистка.
Когда мне исполнилось пятнадцать, случилось так, что меня стала третировать группа мужчин и женщин, которые относились бы ко мне иначе, будь я мужчиной. Однако я была тинейджером с синим омбре на волосах и заявлялась на консультацию к доктору в балетной пачке. Диагноз был серьезный, но я проходила с неверным заключением и неподходящим лечением гораздо дольше, чем заслуживала богатенькая девочка, с которой, может, и не помешало бы сбить спесь. Меня унижали и заставляли молчать по многим причинам, которые я начинаю понимать только сейчас, почти десятилетие спустя. Виной всему были мои юность, эмоциональная нестабильность и тот факт, что я – девочка. А еще, где бы я ни находилась: в приемной, кабинете врача или во дворе больницы, – рядом со мной были женщины и матери.
Моя история теряется на фоне других отвратительных проявлений патриархата. Тогда мне стало лучше, плюс повезло с семьей и статусом. Тем не менее эта история имела место. Именно из-за нее вспыхнула и разгорелась первая искорка.
Помимо всего прочего, моя болезнь привела к тому, что три года я провела, лежа в кровати, читая книги, статьи в «Гугл» и коротая время за вязанием зверьков. Я проглатывала произведения Вирджинии Вулф, Глории Стайнем и Кейтлин Моран, пока в какой-то момент не осознала, что все они – белокожие женщины, и мне пора копнуть глубже. Тогда я взялась за Одри Лорд, Роксану Гей и Чимаманду Адичи и постепенно стала больше понимать, анализировать и видеть.
Пришло осознание, что произошедшее со мной – лишь легкая рябь на поверхности океана боли, движения и перемен. Оказалось, что гендерное равноправие в действительности – не пережиток прошлого, а заветная мечта отдаленного будущего, к которой целые поколения мужчин и женщин устремлялись раньше и продолжают стремиться сейчас.
Как только мне это открылось, я поняла, что все мои стереотипы о феминистках были на самом деле инструментом аппарата ненависти, который и пытались сломить все эти женщины.