Сценарии, пьесы, сценарии. В трёх книгах. Книга 2. Виктор Чочиев
увидишь.
Соркин (с улыбкой). Так уж и красивее?
Костя. Да ладно тебе подкалывать.
Соркин. Beuty lies in lover’s eyes…
Костя. Ты же знаешь маму. Она добрая, подкармливает всех встречных собак и подаёт всем нищим. Недавно я видел, как она горько плакала над книжкой. Но хоть бы раз она похвалила игру другой артистки – ни разу! И не только к успеху ревнует других, но даже к пустым похвалам, даже небескорыстным. Понимаешь, ей нужно постоянно, ежедневно слышать, как её хвалят – всё равно, искренне или нет. Вот и мечется по тусовкам, где есть шанс услышать эти дешёвые восторги. А здесь ничего такого нет – вот она и томится и на всех кидается. Зачем только приехала… И как она не любит других артисток, так она не любит и Нину, а заодно и весь наш мюзикл.
Соркин. Да с чего ты взял, что спектакль твой заранее не нравится матери? Чистая фантазия! И про Нину – фантазия! Ведь мать тебя любит, можно сказать, обожает. Просто отношения у вас не сложены из-за непривычки друг к другу – слишком долго вы жили порознь.
Костя. Может, и любила… лет пятнадцать назад. А сейчас… Раз взрослый сын, значит в летах уже женщина. А она всё в мини-юбках рассекает.
Соркин. Как это «рассекает»?
Костя. По жизни…
Соркин. А что, ей идут мини-юбки.
Костя. Когда меня нет рядом. Поэтому и сбагрила меня к тебе.
Соркин. Тут важней другой нюанс – слишком она была влюбчивая. А тут ты в квартире. Вот и попросила взять тебя на воспитание. А я и рад был – мне ведь при моей болезни ни детей, ни жены не полагается… Правда, к Пригорину она, кажется, прикипела надолго – чем он её охмурил… Сколько… два года они уже вместе – только на моей памяти.
Костя. Может, как драматург? У него три пьесы шли, в одной мама играла.
Соркин. Может быть. Но сейчас-то он только юмором промышляет. Наверное, прибыльное дело.
Костя. А по виду не скажешь, что юморист.
Соркин. Кстати, народ его воспринимает хорошо – я видел по телевизору, как он читал своё.
Костя. Народ на таких концертах смеётся потому, чтобы самому себе лохом не казаться – деньги-то уже заплачены. А на сцене юмора-то и нету. Или генитальное что-нибудь – тогда улыбаются от неловкости. «Мне пришло письмо» – как же, да в Интернете они все шутки тырят.
Соркин. Тебе бы критиком быть.
Костя. А я критик и есть. Только не по театру и юмору, а по жизни вообще. Жизнь – дрянь, а театр – как фальшивая жизнь – дрянь в квадрате.
Соркин. С матерью этой мыслью ещё не делился?
Костя. Зачем. Она театр любит. Иногда даже про «святые стены говорит»… А ведь сама сейчас в театре почти не играет – всё сериалы, один тупее другого… Особенно мерзкие те, где за тебя смеются – это же унизительно для зрителя. А мама и в них тоже…
Соркин. Что поделаешь, надо же как-то жить. Как-то и на что-то.
Костя. Если человек что-то делает исключительно ради денег… ну, когда не помирает с голоду… это, типа, жутко тяжкий грех. Работает человек где-нибудь… ну, скажем