Ночные фиалки. Александра Окатова
меня, не покинь! – пропела я и пошла к выходу, привыкая к Сашиной пружинистой походке.
Милые кости
Не верится, что только вчера мы с Кёртисом миновали высокие непроходимые леса. Крупнолистные деревья со стволами, покрытыми толстой, прорезанной глубокими трещинами корой. Густой подлесок. Добраться сюда уже подвиг, а дальше – так вообще фантастика.
Осталось преодолеть последний мост через пропасть.
Качается мостик. Каждый шаг – это отдельная история, отдельная качка. Отдельный прыжок – отталкиваешься и балансируешь, раскачиваешься – ищешь колеблющуюся срединную линию. Нащупываешь. Нанизываешь собственный центр тяжести на эту вертикаль. Потом проверяешь – нашла или нет? Скорее нет, чем да.
Шаг. Не туда. Верёвочный мост над пропастью ходит подо мной из стороны в сторону, как качели, только качели ходят в направлении твоего движения, а мостик поперёк. Поэтому так трудно удержать равновесие, как канатоходцу: голова неподвижна, бёдра раскачиваются со средней амплитудой, а ноги, как перевёрнутый метроном, рисуют дугу максимально.
Какие глупости приходят мне в голову! Если метроном перевернуть, он не будет работать, потому что в нём работает не завод, не пружина – но и она тоже, но главное не в ней, главное в земле, в силе тяжести, в том загадочном переходе потенциальной энергии в кинетическую.
Теперь мы ползём по болотам: они примыкают к подножию гор. Густые зловонные болота. Здесь нет и подобия дорог. Кислый запах разложения. Каждый раз преодолеваешь отвращение, когда ставишь ногу. Под ногами пируют блестящие жуки, полированные, как живые пули с насечками, – никогда не видела таких крупных. Могильщики и крупноглавы с шипами на груди. Ничего не боятся, не складывают лапки, не стесняются.
Почва тёмно-серого цвета с нежной, влажной поверхностью, как живая, дышит сероводородом и взрывается пузырями. На краю грязевого кратера копошатся желтоватые крупные гофрированные черноголовые личинки. Красные с чёрным самцы-могильщики работают членистыми лапками и серпообразными челюстями – прокладывают дорогу своей паре к месту пиршества – какая любовь! Любовники, учуявшие запах разлагающейся плоти, в раже самопожертвования отрыгивают пищеварительный сок на гниющее мясо, чтобы их драгоценным личинкам было легче поедать полупереваренные мёртвые ткани.
Древесные муравьи, улитки, скорпионовы мухи окружили шведский стол.
По островкам суши раскиданы грибы, похожие на варёную, чуть сморщенную морковку с варёными же яйцами, которые лопнут изнутри и оттуда вылезет следующий фаллос.
Насекомые, привлеченные запахом помёта драконов, разносят споры таких же падальщиков-растений: цветущие деревья, над ними тучи мух, пьяных от аромата тухлятины.
Чуть подальше – гигантский цветок пеликана, как тонкий пласт полупротухшего мяса, разверзнутый гигантским зевом, мешок-ловушка для падальщиков. Пожиратель пожирателей падали. Многоступенчатый падальщик, убийца убийц, пахнущий падалью, –