Полуночная буря. Эшли Дьюал
узоры. Они были такими же глубокими, как и Канизские Впадины в океане. О путешествии туда Аргон не любил вспоминать. Кажется, именно тогда он впервые по-настоящему влюбился. И, кажется, именно тогда он понял, что нет ничего романтичного в отношениях с сиренами. Уж больно они чувствительны.
Старик часто говорил, что Аргон – самый лучший сильф, которого он знал.
Сильфами становились только те, в ком текла кровь истинных летающих людей. В Дамнуме таких было довольно много, по сравнению с другими государствами Калахара. В основном Долина Ветров служила пристанищем тем, кому некуда было идти – забытым старикам, брошенным детям, одиноким юнцам. Люди со всего света жили на равнине Фиэнде-Фиэль, потому что здесь принимали каждого.
Поговаривали, что раньше Долину Ветров называли Долиной Потерь.
Сейчас в это уже слабо верилось.
– Садись. – Хуракан усадил Аргона на расшатанный стул, наклонился к его ране, ощупал пальцами кровоподтек вокруг стрелы и внезапно выдернул ее из плеча.
– Святые… – зашипел Аргон и недовольно топнул ногой. Из раны хлынула кровь. Юноша ядовито улыбнулся, исподлобья глянув на знахаря. – Отличная идея, Хуракан.
– Хотел ее там оставить?
– Ты должен был предупредить его, – вступился за Аргона Ксеон, на что старик лишь фыркнул. Он подхватил со стола глиняную кружку и покосился на второго гостя.
– Сейчас я в тебя ее кину.
– Что?
Хуракан размахнулся и бросил чашу. Она полетела в голову Ксеона, но тот вовремя увернулся и, выпрямившись, воскликнул:
– Ты совсем ума лишился?
Хуракан невинно пожал плечами:
– Но я ведь предупредил тебя. Стало легче?
Ксеон прошелся ладонями по волосам и рявкнул:
– Я подожду на улице. Иначе я за себя не ручаюсь.
Он с недовольным видом проследовал к выходу и захлопнул за собой дверь, а знахарь прижал какие-то травы к глубокой ране предводителя и пробурчал:
– Кажется, я ему не нравлюсь.
– Интересно, почему бы это.
– Ты смело поступил, когда вернулся за мальчишкой.
– Томми был здесь?
– Не был. – Старик разорвал ворот рубахи Аргона и заковылял к камину, в котором трещал, переливаясь рыжими красками, хворост. Хуракан задумчиво нахмурился. – Сегодня огонь ведет себя иначе. Ты видел когда-нибудь феникса, мак?
– Они же давно вымерли.
– А я видел. Жуткие существа.
– Ты хотел прижечь мне рану.
– Да. – Старик взмахнул руками и взбалмошно кивнул. – Верно-верно, Аргон. Меня не отпускает сегодня странное чувство, и я хотел с тобой им поделиться. Ты не против?
– А у меня есть выбор?
– Ну, это вряд ли. Но я должен был спросить из приличия.
Хуракан поднес раскаленный железный прут к ране молодого предводителя и так крепко прижал его к коже, что она захрустела. Аргон знал, что должен сдерживать эмоции, но все равно зажмурился и заскулил, как уличный пес.
– Я сидел в своей хибаре, – начал спокойным голосом Хуракан, – когда