Маяки. Антология гуманистической фантастики. Далия Трускиновская
тут заметила Серегу.
– Это Аня, наш тестировщик, – представил Вадим. – Она тебе все тут покажет по работе. Потом. Аня, это Сергей, наш новый начальник разработки. Ты с нами пообедаешь?
– Спасибо, сыта, – буркнула девушка. Поднялась, подхватила под мышку ноутбук.
– Ну как хочешь, – с видимым облегчением согласился Вадим. – А я пока распоряжусь, чтоб несли. – Он торопливо вышел за дверь.
Аня направилась было следом, но, проходя мимо Сереги, запнулась. Нагнулась, поправляя босоножку, и вдруг прошептала, косясь в его сторону:
– Приходи после заката к пруду.
Распрямилась и ушла, столкнувшись в дверях с Вадимом.
– Красавица, – фальшиво вздохнул ей вслед Вадим. – Но такая строгая… Ну и ладно. Тут у нас и без нее… А, вот и уха! Давай за стол!
Уха и вправду удалась. Наваристая, ароматная, густая. Под нее хорошо пошла самогонка, настоянная на меду и смородиновых листьях самой бабой Нюрой, первой мастерицей по такому делу. А под самогонку хорошо пошли малосольные огурчики авторства той же бабы Нюры. И вареная молодая меленькая картошечка, щедро сдобренная маслом и укропом. А потом – блины с икрой и соленой рыбой. Под блины Вадим начал говорить, наконец, про работу и полигон – но все это звучало так дико и нелепо, что Серега только хихикал и недоверчиво кивал в ответ. А иногда задавал ироничные и остроумные вопросы – так сказать, уточнял. Тут хохотал уже Вадим. Так, взаимно восхищаясь чувством юмора друг друга, они заели беседу нежнейшими пирожками с вишней и запили вишневой же наливкой.
Потом все как-то рывком переместились в баню, где окружающее совсем потеряло привычные очертания и смысл. А когда из густого дыма материализовались полуголые девицы, игриво помахивая березовыми вениками, смысл опять появился, но совсем не тот, что прежде.
Но посреди горячего угара, когда лицо одной из веселых банщиц склонилось совсем близко, Серега вдруг очнулся. Будто вынырнул на поверхность. Как рыба, которую дернули из уютной теплой глубины и швырнули на лед.
Глаза склонившейся над ним девушки были пустыми. Как у куклы. Или мертвеца.
Серега в ужасе зажмурился, вдруг осознав происходящее.
И почувствовал, как крепко прижимается к нему горячее тело. «Да нет же, – возразил он сам себе, – не может быть!» Он так и не открыл глаз. Чтобы не смотреть в ее лицо. Чтобы верить в то, что она живая.
– Вообще, – объяснила Аня, – тут есть две технологии. И обе, кстати, давно используются.
– А этот Нбага, он…
– Ну да. Тут, видишь, есть стереотипы, как везде. Возьми фильмы ужасов или книги. Это все – чтобы перенаправить страх. Потому что явление есть, и интуитивный страх, с ним связанный, – есть. Его никуда не денешь, можно только пустить по другому руслу, как реку отводят в сторону, когда мешает. Пусть боятся мертвых, но таких, каких мы скажем. Пусть боятся мертвого тела, оживленного чужой волей. Хотя чего тут страшного, когда такие существа, если бы кому вообще пришла охота их создавать, во-первых, недолговечны, во-вторых, ущербны, а в-третьих, их запросто можно отличить от живых и избегать. И никто не задумывается, что