Судьбы иосифлянских пастырей. М. В. Шкаровский
этому делу архиеп. Димитрия допрашивали пять раз – с 1 октября 1930 г. по 4 марта 1931 г. Как и на допросах в Ленинграде, он бесстрашно обличал религиозную политику советской власти и действия митр. Сергия и не скрывал свои монархические убеждения: «Мы считали, что Церковь не может быть лояльной к власти, которая ее гонит, а советская власть, по моему разумению, именно гонит Церковь. Самый факт существования безбожного общества, шествия, антирелигиозные плакаты – это гонение, а тем более, сочувственное отношение власти к этому вопросу… Мы считаем, что советская власть по религиозным соображениям не является для нас государственной властью – такой, какой мы подчиняться можем… Властью называется иерархия, когда не только мне кто-то подчинен, а и я сам подчиняюсь выше меня стоящему, т. е. все это восходит к Богу, как источнику всякой власти. Иначе говоря, такой властью является Помазанник Божий, монарх»[146].
Допросы Владыки в течение пяти месяцев проходили для органов следствия не просто. С целью оказания давления на архиепископа применяли различные методы воздействия, в том числе изоляцию от других обвиняемых. Так 28 ноября 1930 г. коменданту Бутырской тюрьмы пришла телефонограмма от Е. Тучкова о необходимости изолировать архиеп. Димитрия от 10 других арестованных по делу Всесоюзного центра «Истинное Православие», в том числе ей. Алексия (Буя), прот. Николая Дулова и свящ. Измаила Сверчкова[147].
Архиеп. Димитрий был обвинен в том, что «являлся заместителем митрополита Иосифа Петровых по руководству церковно-административным центром Всесоюзной к-p организации “ИПЦ”. Он насаждал на периферии ячейки этой организации, куда посылал своих представителей. Любимов инструктировал приезжавших к нему участников организации, требуя от них борьбы с колхозным строительством, пропаганды повстанчества, подготовки поддержки интервенции, которую он и другие участники организации ждали в ближайшее время. Кроме того, Любимов распространял контрреволюционную литературу организации»[148].
Постановлением Особого Совещания Коллегии ОГПУ от 3 сентября 1931 г. большинство обвиняемых приговорили к разным срокам заключения. Архиеп. Димитрий, ей. Алексий (Буй) и свящ. Анатолий Жураковский были осуждены на смертную казнь с заменой на 10 лет концлагеря, А.Ф. Лосев – на 10 лет концлагеря, М.А. Новоселов – на 8 лет тюрьмы и т. п.[149]
Хорошо знавшая Владыку Димитрия иосифлянка В.Н. Ждан-Яснопольская позднее писала в своих воспоминаниях: «В эти же первые дни ноября 1931 года объявили приговоры и другим обвиняемым по нашему делу. Епископа Димитрия (Любимова) и киевского священника о. Анатолия Жураковского вызвали из камеры в коридор и прочли: “Приговорены к высшей мере наказания – расстрелу” (оба они перекрестились) – и после небольшой паузы закончили: “…с заменой 10 годами концлагерей”. Епископ Димитрий сказал: “Я не рассчитываю прожить еще 10 лет”. Ему было тогда 82 года»[150].
Из Москвы Владыку с первым же этапом
Осипова И.И. Указ. соч. С. 42; Ее же. История Истинно Православной Церкви по материалам следственного дела // Православная Русь. 1997.№ 14. С. 5; См.: Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации, д. Н 7377, т. 11, лл. 204–212.
АУФСБ СПб. ЛО, ф. арх. след. дел, д. П 78806, т. 2, лл. 423–425.
АУФСБ Самарской обл., ф. арх. след. дел, д. П 17773, т. 6, л. 20.
Антонов В.В. Указ. соч. С. 50–51; Осипова И.И. «Сквозь огнь мучений и воду слез…» С. 40–41, 267.
Мироносицы в эпоху ГУЛАГа. С. 543.