.
холодная. Мою самые важные места и вытираюсь крошечным полотенцем. Замерзая, бегом возвращаюсь в свою комнату и прыгаю под одеяло. Я пережила первый день. С трудом.
Я выскакиваю из постели и писаю в биде. Черт побери эту морозильную прихожую. Сегодня суббота – а значит, мое лицо и моя задница сегодня принадлежат мне.
Хватаю с пола холодные джинсы Levi’s. Мои натруженные колени болят. От прогулок по гранитным тротуарам целыми днями на каблуках или даже в обуви на плоской подошве мои коленные суставы распухли, и теперь они настолько тугие, что едва могу их согнуть. Годы спустя я узнала, что у меня генетическая болезнь соединительной ткани, называемая синдромом Элерса-Данлоса. Прокалываю английской булавкой водяные мозоли на ногах и натягиваю теннисные туфли.
Завтрак проходит в подвале, за грубо отесанной известняковой аркой. Я подныриваю под нее, но Скарлетт проплывает прямо. Мы садимся за один из небольших столиков среди других иностранных гостей. Пытаюсь представить себе тысячи постояльцев, которые, должно быть, раньше уже ели здесь, и это заставляет меня чувствовать себя в относительной безопасности.
Входит Жан-Поль с широкой улыбкой и приносит наши cafés au lait (кофе с молоком), теплые багеты и треугольнички мягкого сыра. Я намазываю на теплый хлеб масло и абрикосовый джем и вгрызаюсь в него. Никогда-никогда в моей жизни не пробовала такой вкусный хлеб. Съедаю весь шестидюймовый ломоть. Французский багет скоро станет огромным источником стресса, поскольку он всегда доступен, дешев и чертовски хорош.
– Все это я не ем. Съем половину. Без масла и джема, – говорит Скарлетт. Затем она кладет свой сыр на середину стола.
– Можно мне взять твой сыр? – спрашиваю я.
Туристы за другим столиком выразительно смотрят на нас, зная, что по нашей вине вырубился электрический щиток отеля. Американский фен оказался ему не по силам.
Я кутаюсь в свою нелепую, длинную пурпурную пуховую куртку на гусином пуху, а Скарлетт напяливает на себя одежду для альпинисток. Мое лицо цепенеет от холода, когда мы гуляем по улицам, где царит покой по сравнению с сутолокой рабочей недели. Мы бесцельно бродим и доходим до Люксембургского сада. Так приятно просто гулять и разговаривать – никаких просмотров и ни на кого не нужно производить впечатление.
– Сколько ты пробыла в Лос-Анджелесе? – спрашиваю я.
– Всего пару месяцев.
– Итак, ты приехала, чтобы работать моделью? Наверное, в Портленде не особо много работы для моделей, верно?
– Нет, там этим не занимаются, – смеется она, – но на самом деле я приехала в Лос-Анджелес в школу косметологии.
– Правда?
– Я училась на визажиста, но кто-то из школы сказал, что мне нужно рекламировать товары для лица и волос. Поэтому прошла собеседование в «Вильгельмине», и они заключили со мной контракт.
– Это потрясающе! А ты действительно любишь делать макияж?
– Да! Я собираюсь заниматься этим снова, когда закончу работать моделью.
– Ты не могла бы сделать мне макияж как-нибудь?
– Конечно! –