На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона. Валентин Пикуль
дворов с тяглами… Не спорите?
– Был грех, – постыдился Сергей Яковлевич. – А вам-то что?
– По долгу службы моей в департаменте герольдии, – пояснил Билибин, – обладаю я ценнейшими сведениями о вашем роде. И мне было бы весьма лестно видеть генеалогию князей Мышецких, изданную под моим скромным именем! Как?
– Никак, – ответил Сергей Яковлевич.
– Вы не цените памяти своих предков?
– Уважаю. Но тщеславиться не считаю удобным.
– Но ваша сестрица, Евдокия Яковлевна, смотрит иначе.
– Вот вы к ней, сударь, и обращайтесь!
– Обращался. И тысячу рублей с нее уже получил. А за вами, князь, еще тысяча… Поездки, накопления, прочее… Как?
– А вот так: получите с сестрицы и остальные.
В лице Билибина вдруг что-то резко переменилось.
– А тогда, – сказал он, садясь без приглашения, – вам, князь, придется заплатить не одну тысячу, а… сколько я попрошу!
– С чего бы это, сударь? – удивился Мышецкий.
Генеалог похлопал рукой по папочке с бумажками:
– В лето семь тысяч сто пятьдесят первое от миросотворения, а от Рождества Христа, спасителя нашего, в лето тысяча шестьсот сорок третье был зван на приказный двор посадский, человек Сенька Мышкин и бит плетьми нещадно… А за что, вы думаете, князь?
– Откуда мне знать всех битых нещадно?
– То-то же, князь! А бит Сенька Мышкин за то, что писался, боярству древнему в поношение, славной фамилией Мышецких, и дран был за самозванство. Так вот, князь! Ваш корень и ведется не от князей Черниговских, а прямо от сего посадского человека. И писаться князем вы права не имеете… Пять тысяч. Как?
Мышецкий схватил историка за воротник, и воротник тут же треснул по шву – посыпалась архивная пыль.
– Задавлю! – крикнул князь. – Провокатор!
– Давите. Мы права свои знаем. И судиться всегда готовы…
– Убирайся!
Билибин раскатал перед собой свиток «дерева»:
– Леонтий Меркурьевич, что бит шелепами нещадно, однако, мог бы и быть отцом Сеньки Мышкина, что бит плетьми нещадно… Вот здесь, князь, я проведу перышком одну только черточку, которая сомкнет вас с родом князей Черниговских. А вы мне за одну эту черточку – задаток: две тысячи!
Мышецкий знал, что такие случаи в герольдии (самом страшном департаменте) бывали: природным князьям запрещали писаться князьями и, наоборот, давали это право выскочкам. «Жили себе спокойно – князьями, но вот Додо-Додушка из уренского далека замутила воду столбового тщеславия…»
– Что бы вам, сударь, иметь дело с моей сестрицей. А?
– Теперь с вами, – сказал генеалог. – Ибо при всей моей пылкой любви к истории родного отечества иду я на поклеп. И от правды исторической зело отвращаюсь… Как?
Ну, пришлось сунуть. Однако этого было еще мало.
– Мундирчик, – сказал Билибин.
– Что мундирчик?
– Порвать соизволили, ваше сиятельство.
Получил на пошив нового мундира и спросил уже с лаской:
–