Фьюжн. Сборник поэзии. Апельсиновый Сок

      Моей багровой кровью окропил ты снег.

      Однажды я твоей любви познала прелесть

      Под тяжестью полузакрытых век.

      Я так хотела жить, но что поделать, если

      Когда-нибудь всё в этом мире станет мёртвым.

      Мои слова в твоем сознании воскресли,

      Ты в моей жизни был любим четвёртым.

      Я вспоминала перед смертью, что четыре

      Как раз есть символ смерти где-то на Востоке.

      Недолго мне осталось в этом мире,

      Горели ярким пламенем кровоподтёки.

      Ты повторил слова, что я сказала,

      Затем вновь выстрелил в меня от гнева.

      Последнюю надежду жить я потеряла,

      В груди болело от сердечка слева.

      Ты целился мне прямо в сердце, что ж, бывает,

      Когда любовь сияет смертью под финал,

      Когда один в любви другого убивает,

      Такой нехитрый, смерть несущий ритуал.

      Что я тебе сказала, вызвав смерть на поединок,

      О брат родной Танатос, сердцу милый.

      Я Эрос, растопивший болью льдину

      В своей душе и в жизни опостылой.

      Что слышал ты тогда при ясном свете,

      Когда отвергла я твою заботу?

      Что скрыто в утреннем, несущем смерть сюжете?

      Секреты вместе с нами канут в воду.

      Я не люблю тебя, тогда сказала.

      Но это, видимо, меня не насыщало.

      Твоих дрожащих рук мне было вовсе мало,

      И я добавила: люблю совсем другого,

      Ему я посвятила лишь три слова,

      Он был твоим родным печальным братом,

      Его я полюбила в этой жизни пятым,

      Не суждено мне полюбить шестого.

      Я умирала, ты же молча плакал

      В руке с тяжелым грузом пистолета.

      Горели на мне раны красным маком,

      Любовь свою ты приставлял к ответу.

      Теперь подумай, от кого ребёнок,

      Тебе сказала я тогда впридачу.

      Мой голос был тогда по-детски тонок,

      Добавила: и по тебе я не заплачу.

      И ты сказал: еще не раз заплачешь,

      Я не поверила и искренне смеялась.

      Сказала: для меня ты ничего не значишь,

      Всё время я с тобою притворялась.

      Твоему брату сделала я также больно,

      Он вынес всё, смотря в глаза мне гордо.

      Твоими и его страданиями я была довольна,

      Сказала, что ребёнок ждёт аборта.

      Затем призналась я, что мне пятнадцать,

      Расхохоталась и его судом пугала,

      И он сказал: здесь не над чем смеяться,

      Но мне и этого вдруг оказалось мало.

      Я захотела вновь прослыть блудницей,

      Чтобы тебя и брата видеть за решеткой,

      Я почему-то захотела поглумиться

      И над отцом твоим, убитым водкой.

      Ему сказала: написала заявление

      И отдала его в прокуратуру,

      Такое получилось недоразумение,

      Простите уж великодушно дуру.

      На самом деле, я их совратила,

      Поймите, батя, сын ваш педофил.

      А он ответил: много ты наговорила,

      Мой сын тебя безумно полюбил.

      Тогда ушла от вас я с чувством горя,

      Аборта я боялась, как огня.

      Довольна я была, что тонет в ссоре

      Твоя недальновидная родня.

      Ты жизнь мою прервал, я умираю.

      Догнал меня ты утром на опушке леса.

      Где взял ты пистолет, увы, не знаю.

      Не избежать тебе судебного процесса.

      Не рассмеюсь я больше никогда на свете

      И не заплачу, вот ведь незадача.

      Напишут о тебе в местной газете,

      Быть не могло, наверное, иначе.

      На третий месяц оборвал ты стук сердечка,

      Что ждало жизни и внутри меня стучало.

      Ты сделал третий выстрел, вдруг – осечка.

      И ожидание конца меня сковало.

      Четвёртый выстрел сделал свое дело,

      Закрыла я глаза – мне навсегда пятнадцать.

      Ты защитил себя от боли – как же смело,

      Ты не хотел от брата отрекаться.

      Тебя в тюрьме он вряд ли сможет навещать,

      Ведь чей ребёнок, вскрытие покажет.

      Тюрьмы ему, увы, не избежать.

      Из-за моей всё неудачной блажи

      МОДНИК