Мир Чаши. Дочь алхимика. Филипп Крамер
же ее привечала, позволяя довольно болезненно тянуть за остатки ушей и катая по двору на широкой, как лавка, спине. С сожалением оторвавшись от Солдата, Жозефина поднялась на ноги, в последний раз коснулась песьей морды и отпустила Капрала нести службу, а сама вместе с Мартином отправилась в самое загадочное место дома – лабораторию отца, почти заброшенную после его гибели.
Зайдя в заднее крыло, Мартин засветил фонарь – вместо привычного огня свет давал магический «светлячок».
– Туда давно никто не ходил, госпожа, – говорил Мартин, пробираясь по тропинкам меж груд хлама. – Как они узнали, что ваш папенька умер, так сюда пришли люди от алхимиков – ей-ей, зашли десять, а вышли шестеро, троих под простынями вынесли и еще одного покалеченного. Вывозили все телегами, особо не разбирались. Шум там был, треск, крики, жуть всякая. – Он остановился у дверей и передал фонарь хозяйке. – Вы не серчайте, не пойду я туда, злое место…
– Разумеется, – кивнула Жозефина. – Я вас позову, благодарю. – Открыв дверь любезно указанным Мартином ключом, она взяла фонарь и вошла. Старый слуга поспешил уйти на первый этаж, подальше от жуткой комнаты.
Лаборатория была весьма просторной – не менее чем десять на пятнадцать шагов и дышала затхлой пустотой разоренного и позабытого места. Длинные полки для книг напротив входа, стол с ящиками в правом углу и потертое кожаное кресло – вот и все, что здесь осталось из всей обстановки. На книжных полках, покрытых толстым слоем пыли, сиротливо валялась пара томов, и магии в них не было никакой; один был весьма нудный – «Жизнь, дела и посмертие Корнуолиса Безымянного», второй красовался изящной надписью «Эльфийские древности». «Древности» Жозефина без опаски взяла, решив почитать на досуге – интересно, когда он будет, тот досуг?.. – а в «Жизни и делах…» обнаружился тайник. Он все еще излучал остаточную магию, но, что бы там ни лежало, это оттуда забрали. Уголок еще одной книги выглядывал с самой верхней полки; деревянная лесенка, ездящая вдоль полок, скрипнула, но легкое девичье тело выдержала.
Книга, переплетенная в шершавую кожу и окованная черным металлом, с неизвестными графемами на обложке, была очень древней – и очень странной: во-первых, к специальной петле на ее оковке тянулась цепь, созданная из алхимически сплавленных между собой серебра и стали; а во-вторых, на ней, пролежавшей десяток лет в закрытой комнате, не было пыли.
Ни крупинки.
Книга открылась, лишь повинуясь прикосновению наследного отцовского перстня. Тихо зашуршали под пальцами листы – то ли пергамент, то ли еще более древний материал; графемы внутри все же не были вовсе незнакомыми: начертанные на дне шкатулки знаки явно принадлежали тому же алфавиту, которым была написана эта книга. То же самое сочетание не встречалось нигде, но сами знаки в составе слов – сколько угодно. Часть страниц была пуста, часть – забрызгана то ли кровью, то ли иными жидкостями телесного происхождения; в любом случае делиться своими загадками с юной целительницей