Браслет. Повести о лошадях. Лев Брандт
но на приличном от него расстоянии, Рыбкин водил пегую лошадь. Браслет бил ногой по земле, храпел и косил глазами на кроткого соседа. Но тот деловито шагал рядом, не обращая на него внимания. К концу прогулки Браслет успокоился и только потряхивал головой, изредка поглядывая на Пегаша.
С этого дня, выходя на прогулку, Браслет обязательно находил во дворе Пегаша. С каждым днем расстояние между ними сокращалось. Скоро они гуляли бок о бок и, казалось, не замечали друг друга. Пегаш была кроткая лошадь, тихого и ласкового нрава, резвая, трудолюбивая. Выбракованный с завода за масть[1] Пегаш долго ходил правой пристяжной в выездной тройке. Лысухин купил ее в поддужные[2]. Теперь Рыбкин приспособил его в товарищи Браслету.
Через два дня на третий Браслета гоняли на корде. Рыбкин внимательно следил за тренировкой и прекращал работу, как только видел, что жеребец устает.
Как-то, выйдя на прогулку, Браслет не нашел во дворе Пегаша. Он остановился, оглядываясь по сторонам, и громко заржал. Рыбкин усмехнулся.
– Гляди, как скоро привык. Сейчас приведу тебе товарища, – пообещал он, уходя.
Браслет шагал по двору и время от времени призывно ржал.
Через несколько минут раздалось ответное ржание, зацокали копыта и во дворе появился Пегаш. Браслет повернулся навстречу приятелю и попятился назад. Мерин был впряжен в беговую качалку. На крохотном сиденье ее важно восседал Рыбкин.
Браслет недружелюбно косился на качалку, но отставать от Пегаша не хотел и послушно пошел рядом. Качалкой он больше не интересовался. Еще через день с большими предосторожностями на Браслета надели сбрую. Он занервничал и стал вертеться по деннику, но ему не дали опомниться и вывели на двор. Во дворе в качалке уже шагал Пегаш, и Браслет пошел рядом. С этого дня он начал ходить шагом и на корде в сбруе. Скоро на Браслета рискнули нацепить вожжи. Сенька держал его под уздцы и вел рядом с Пегашом, на котором ехал старший, а Рыбкин управлял вожжами. Браслет продолжал спокойно шагать на вожжах даже после того, как Сенька отстал от него.
Так осторожно, шаг за шагом, возвращал Рыбкин Браслета к той жизни, которую он еще так недавно ненавидел со всей страстностью высокопородной лошади.
И Браслет охотно вновь усваивал навыки и привычки ипподромного бойца.
Как-то на рассвете Рыбкин необычно рано разбудил Сеньку. Сенька вскочил мгновенно. Протирая глаза, он быстро снял со стены сбрую и шмыгнул в денник. Браслет только что кончил есть овес. Увидев Сеньку, он заржал и полез к нему в карман пиджака за сахаром. На этот раз порция сахара почему-то была увеличена. Пока Браслет звучно дробил сахар, Сенька быстро его собрал.
– Готов? – спросил Рыбкин, появляясь в дверях.
Сенька кивнул головой. Лица у обоих были торжественны, разговаривали они тихо и ходили на цыпочках. Сенька повел Браслета к выходу и придержал в дверях. Сквозь открытые двери Браслет увидел Пегаша, шагавшего по двору в качалке. Браслет тянулся к приятелю, вытягивал голову и ржал. Сенька сдерживал его, гладил по шее и угощал
Пегие лошади раньше выбраковывались с заводов независимо от качества.
Лошадь, скачущая галопом рядом с рысаком во время работы, чтобы возбудить инстинкт соревнования в рысаке.