Браслет. Повести о лошадях. Лев Брандт
на улице. Пускать его на ипподром Рыбкин боялся.
– Надо, чтобы он совсем забыл, какой он, ипподром, и есть. Лошадь работу любит, пока ее не перетянут. Другую покорную дурак наездник просто возьмет и сломает. А другая защищается, бьется задом, хватает зубами и начнет бояться. Каждую лошадь отъездить можно, если только найти подход к ней. Дурных лошадей почти не бывает, а дурных наездников хоть пруд пруди, – говорил Рыбкин.
Скоро начали работать с Браслетом махом и врезвую.
Перед первой резвой Рыбкин приказал Сеньке сесть на Браслета. Сам он повел Пегаша.
Дрожа от радости и страха, Сенька уселся в качалку.
На Невском лошадей выпустили.
Браслет рванулся вперед и поплыл по широкой торцовой мостовой. В размеренный, точный, как часы, стук его подков барабанной дробью врывался топот скачущего рядом Пегаша. Пегаш – старый, испытанный поддужный – скакал легко, едва прикасаясь копытами к торцам. Браслет шел на полкорпуса впереди, приноравливая свою рысь к быстрому галопу товарища. У Сеньки закружилась голова. Ему казалось, что беспорядочно мелькавшие столбы фонарей, решетки, дома вдруг вытянулись в нитку и ринулись ему навстречу. У Штаба разгоряченных лошадей сдержали с трудом. Рыбкин поглядел на секундомер.
– Как проехали? – поинтересовался Сенька.
– Для первой езды с нас довольно, – буркнул Рыбкин.
Зима пришла рано. В ноябре месяце начались первые бесснежные морозы. Ездить врезвую по улицам стало трудно. Браслет был почти приготовлен к призу, но Рыбкин долго не мог решиться начать тренировать его на ипподроме. Запрягая Браслета перед первой ездой на кругу, старик заметно волновался. Руки путались в пряжках и ремешках. От этой езды зависело все.
Выехали задолго до начала работы. На Браслета Рыбкин сел сам. Сенька на поддужном выехал вперед, и Браслет, как всегда, пошел следом. Лошади очутились на ледяной дорожке ипподрома и пошли бок о бок.
– По большой в обратную! – крикнул Рыбкин.
Браслет деловито трусил рядом с Пегашом, весело кося на него глазом. Старик улыбнулся, но когда из темноты навстречу выплыла трибуна, Браслет неожиданно остановился, задрожал и стал хрипеть.
– Ну, ну, не бойся, пошел. Ну! – испуганно уговаривал его Рыбкин.
Жеребец медленно пятился назад.
– Ну, ну, хоу, хоу, хоу! – успокаивал наездник.
Пегаш, объехав Браслета, исчез в темноте. Браслет топтался на месте и дрожал, как в лихорадке. Шерсть на нем встала дыбом. Едва живой от волнения, Рыбкин старался не шевелить вожжами. Вдруг, словно вспомнив что-то, Браслет ударил задней ногой по качалке. Раз, еще раз. Рыбкин не шелохнулся. Он свистом и голосом продолжал успокаивать лошадь. Удары были слабые, и качалка выдержала. Браслет остановился и стал прислушиваться. Тихо-тихо насвистывал Рыбкин, и вот сзади зацокали по льду копыта. Это Сенька, сделав круг, ехал на Пегаше.
– Держи ближе! – крикнул Рыбкин.
Пегаш пошел бок о бок с Браслетом и стал опять уходить. Тогда Браслет рванулся и понесся вдогонку. У ворот он