Допустимая погрешность некромантии. Тальяна Орлова
другом обсуждать не могли. Моя комната оказалась небольшой и довольно уютной, если бы мне было дело до уюта. Широкая кровать, тумба с масляной лампой, шкаф… Но я, как только Марушка ушла, приблизилась к окну. Вон там садовник обрезает ветки, тут женщина продолжает подметать дорожку, вдалеке у забора пара работяг что-то пилят. И что, все они такие же зомби? Воскрешенные неэмоциональные марионетки, которые уже семь столетий подряд подрезают, пилят и подметают? Обхватила себя руками, пытаясь унять озноб. Даже общество гаки теперь не казалось таким уж страшным – тварь хотя бы улыбаться умела и хохотала вполне себе по-человечески! А эти ходячие трупы… Нет, меня истеричкой не назовешь! Но все внутри мелко тряслось от осознания, что вокруг меня, кроме самого господина, нет ни одной полноценно живой души. Теперь я боялась – как никогда до сих пор. Ощущала настоящий, вяжущий страх, лишающий сил и надежды.
Я знала, что должна сделать. Лечь, уснуть и некоторое время провести в обществе нормальных людей! Просто чтобы не сойти с ума и хотя бы отчасти привыкнуть к мысли. Но долго ворочалась и не могла успокоиться. Господину Шакке примерно семьсот лет. Ладно. По крайней мере Эльрик не соврал, называя его старым. Господин Шакка не любит шум и скандалы. Ладно. Я тоже не особенно люблю скандалы, но всегда готова поскандалить, если от этого будет зависеть мое благополучие. Господин Шакка вылечил маленькую Тайишку, чтобы сейчас она… Понятия не имею, зачем она ему нужна. Но какая-то цель точно есть! Возможно, он ждет от нее чего-то… а если получит, то вполне возможно, пойдет навстречу разрешению и моей проблемы. О которой еще сам не подозревает. Ладно. Пока лучше не распространяться о том, что Тайишка не совсем Тайишка. Кто знает, как эта информация скажется на нашей общей биографии…
Глава 4
Дмитрий Александрович сидел на стуле, уперев лоб в ладони. Как только я открыла глаза, пиликанье слева чуть ускорилось. Он посмотрел на меня без удивления, потом на монитор и снова на меня. Я улыбнулась.
– Ну, привет, Ольга. Я поспорил с самим собой, что ты просто очнешься. Без какой-либо помощи. Я выиграл спор.
Да, точно тот же голос. Только гласные едва заметно короче и в тоне нет скрытой глубины.
– Здравствуйте, Дмитрий Александрович. Разве ваша смена не закончилась?
Он кивнул. Я успела понять, что в моем мире проходит примерно столько же времени, сколько я провожу в другом. И сейчас должно уже вечереть. На мой вопрос реаниматолог не ответил, как-то неестественно спокойно заговорил о другом:
– Почти восемь часов на этот раз. У тебя падает давление и сердечный ритм, но ничего критичного. Никаких реакций на раздражители, вообще. Никаких реакций на препараты. Ты просто уходишь и возвращаешься.
– Я знаю. Вы так переживаете из-за того, что не можете найти причину?
Он резко встал, отошел от моей постели, замер перед окном. Попутно я заметила, что кровать, на которой раньше лежала женщина, теперь пустовала. Дмитрий Александрович говорил ровным тоном:
– Разве я переживаю? Нет, Ольга. У меня такая работа, на которой со временем перестаешь переживать.
– Тогда