Рубины для пяти сестер. Марина Болдова
убрав со стола, брала в руки моток ниток и спицы и садилась к окну. Они редко разговаривали друг с другом, и в комнатах стояла гнетущая тишина. Леону ничего не оставалось, как забиться в угол с книгой в руках. Впрочем, иногда отец звал его сыграть партию-другую в шахматы. Обыграв в очередной раз сына, он долго читал нотации о пользе шахмат и его, Леона, нежелании всерьез ими заниматься. Леон с тоской поглядывал на будильник, стоявший на полке за спиной отца, жалея о потерянном зря времени. Как-то раз упомянув, что играет и с соседом, Леон нарвался на неожиданно злобную насмешку в адрес старого адвоката. Сумев сдержаться в этот раз, чтобы откровенно не нагрубить отцу, больше о Каце с ним не заговаривал…
Заперев на ключ свою дверь, Леон постучал в соседскую. Не дожидаясь приглашения, вошел.
– А, мой юный друг, проходи! – Кац искренне обрадовался гостю.
– Здравствуйте, дядя Яша.
– Как дела в школе?
– Нормально. Как всегда, скучно.
– Так ты туда не веселиться ходишь. Знания нужно брать, пока дают. Скучно не скучно, а не знаешь, что тебе в жизни может пригодиться. Так что хватай все.
– Я стараюсь. Дядя Яша, давно хотел спросить, вы родились здесь, в Оренбурге?
– Да, это мой родной город.
– И всю жизнь в городе прожили?
– Нет, незадолго до революции я уехал в Житомир к невесте. Поженившись, мы жили там до войны.
– А когда вернулись домой? И где ваша жена?
– Это длинная и грустная история, мой мальчик. Вот видишь, у меня на руке выколот номер? – Кац закатал рукав домашней куртки, обнажив руку по локоть. Чуть выше запястья виднелись синеватые цифры.
– Вы были в концлагере?!
– Да. В самом начале войны нас с женой и маленькой дочкой немцы определили в концлагерь в Дахау, слышал о таком?
– Читал и фильм смотрел. Страшно.
– Тогда я не буду рассказывать, что там делали с людьми, особенно с евреями. Сару и Ирочку сожгли в печи в первые же дни по приезде – они были слабы и, видимо, ни на что не годны. Я был сильным, здоровым мужчиной и поэтому годился в качестве подопытного материала. Как мне удалось выжить, я и сам не знаю. Лишь только после освобождения, вернувшись в Житомир, я понял, что не смогу там больше жить. Вот тогда и решил вернуться в Оренбург. Но удалось не сразу.
– Почему? Где вы жили до того, как приехали в наш дом?
– Где? – Кац помрачнел. – Когда-нибудь я расскажу тебе и об этом. Пока давай считать, что я проживал в другом городе.
– А родных у вас нет? Совсем?
– В Польше жил мой дядя Михаил Кац, родной брат моего отца. Помнишь, я тебе рассказывал о семье Печенкиных, у которых было пять дочерей? Михаил был мужем старшей из них, Зои. В жизни иногда случаются странные совпадения. Вот и мы с Михаилом встретились после многих лет не где-нибудь, а в Дахау и даже попали в один барак. Он умер почти перед самым освобождением, а про его жену Зою и их сына нам так и не удалось ничего узнать.
– Возможно,