Самоходчики. Сборник
такие: «Смерть или Сибирь»! Это когда вначале входили. А Сибири боялись, морозов. Дальше когда к Одеру подошли, то там были другие лозунги: «Победа или смерть»! И рисовали красноармейские головы с костями, – в общем, в таком духе. В результате большинство населения уходило, редко кто оставался.
Когда мы Кенигсберг взяли, Пилькален взяли, наш полк остановился где-то в господском дворе Маулен. Немцы планировали десант Курляндской группировки в Восточной Пруссии на Балтийском побережье. Когда сигнал такой поступил, я ротой командовал Т-34-85. Мне приказали выйти вместе со стрелковым батальоном десанта и занять город Раушен, теперь Светлогорск. Мы ночью проскочили туда – ни одного жителя, мертвый город. А там берег высоченный, метров сто наверное, курортное место: дорожки бетонные, спуски змейками к морю. Мы вырыли окопы для основных позиций и запасных и отбивали атаку бронекатеров и еще у них какие-то небольшие корабли были вроде разведки. Три танка у нас сожгли, но мы два катера потопили и потом немцы ушли.
Мы прогулялись, посмотрели. В центре города, как сейчас помню, водоем большой квадратной формы – он может сейчас сохранился, я не знаю. И ни одного немца. В других городах также было.
Как вообще Вам показалась Европа по сравнению с Россией, Украиной?
Я в Германии не воевал, я воевал только в Восточной Пруссии. Значит что? Цивилизация выше. Смотрите, крестьяне не сбежали и мы с крестьянами общались. У них хозяйственность какая: двигатель дизельный стоит на хозяйство, он все делает – и молотит, и муку мелет, и корм для скота готовит. Все на двигателе – разные приспособления включает и пошел, пошел, пошел. Это первое. Во-вторых, у нас Мичурина расписали, чуть ли не бог какой. А у них там каждый крестьянин мичуринец: зерно пшеницы крупнейшее-крупнейшее, на чердак зайдешь, вот такая толща насыпана зерна (показывает руками какая. – А. Б.). Вишню скрещивают со смородиной простые крестьяне. Асфальтированные дороги такие, что можно к любому населенному пункту по асфальту доехать.
Наши три солдата изнасиловали двенадцатилетнюю немецкую девочку по имени Кристель. Командир полка приказал мне провести расследование, а у меня словаря не было, представляете? Мне надо про Берлин спросить, так я через Владивосток. Это как, это как. Пришел, поздоровался с Анной, матерью ее. Я, пожалуй, там два дня провел, чтобы расспросить – это слово не знаешь, так в обход. Провел это расследование и поинтересовался, как у них жизнь-то идет. Знакомятся также как у нас, на вечеринке там, туда-сюда, женятся. Но когда муж уяснил, что ему надо разводиться с женой, то он не имеет права разводиться с ней до тех пор, пока не найдет ей другого мужа.
Показывали мне церковную книгу Kirschbouch такая толстая и там ведется родословная нескольких веков: такой-такой-то умер тогда-то и печать сверху большая церковная на каждом листе удостоверяет эти сведения. Анна курит папиросы, я спрашиваю почему она курит: «Warum Sie rauchen»? Она говорит, что начала после смерти мужа и не может бросить. Везде у них чистота, порядок, все лежит на месте, не то что у нас, все разбросано – по городу