Гугара. Анджей Дыбчак
название, а две палатки всё равно, что иголка в стоге сена. Поди-ка вернись, если каждое направление в равной мере кажется правильным и ты ни в чём вокруг не узнаёшь ранее виденного. Как они здесь ориентируются, для меня осталось загадкой, а сумбурные объяснения Коли о солнце и его движении по небу точно отвратили меня от углубления в проблему.
– Самое главное – знать где восток, – так мне объяснял когда-то Дмитрий и показывал то тут, то там, раз – за спиной у себя, другой раз – перед собой, третий раз – направо. А были еще и объяснения, когда восток алел и с левой стороны.
– Тааак, ну-ка, покажь еще разок, – рассмеялась Татьяна. – Я хоть знаю только, где север, но зато знаю точно, – сказала она и ткнула пальцем. – Вон оттуда птицы улетают перед морозами.
Я вышел наружу, изо рта шел пар. Тихонько возвращался домой, стараясь не намочить в холодной росе кеды и не залезть в заросли черники, что не всегда удавалось. Путь мой лежал с горки, и благодаря этому я мог, не запрокидывая голову, видеть миллионы звезд. Прямо передо мною черные силуэты деревьев набрасывались на эту светящуюся отмель, словно акулы. Внезапно тишину статичного пейзажа разорвал страшный хрип, донесшийся из темноты, рядом со мной. Я замер.
– Мать твою! – Рвущееся из груди сердце удержать было труднее, чем обложить матюгами Султана, который таращился на меня и щерил клыки. – Султан, айя нанакин, – сказал я и осторожно прошел мимо него, съежившегося в мгновенном стрессе. Я слышал, как он снова укладывается, ворча и вздыхая. Перед входом в чум лежал привязанный Мальчик, который лучше подходил на роль сторожа – помоложе, а спал крепко. Я отошел к деревцам. Шум падающей на влажный мох струи в этой тишине был подобен рокоту Ниагары, заполняя собой всё пространство так же, как храп, доносящийся в городе среди ночи из открытого окна, может заполнить пустую улицу гипнотической дрожью. Ровно на высоте глаз, на чахлой березке висела волчья челюсть, украшенная несколькими линялыми ленточками. Эдакая цитадель «чумовой» линии Мажино, отгоняющая страх за охранный периметр. Я вернулся в чум. Дмитрий и Татьяна лежали, накрытые по уши шкурами и розовым одеялом, только глаза сверкали стеклянным блеском.
– Спать пора, – проворчал Дмитрий.
Я снял кеды, куртку, свитер и штаны. Рубашку снять не рискнул – под утро могло похолодать. Постель была мягкая и удобная; к тому времени я уже был ученый и знал, что главное – хорошо укутать ноги. Потому что подводят, раньше всего замерзают, а если раз среди ночи проснешься, сна как не бывало.
– Максим сегодня спит у Никиты, – сообщил я, но новость не нашла отклика у народа.
– Хорошо, когда отходишь ко сну уставшим, – какое-то время спустя послышался голос Дмитрия. – Главное для человека
– работа, это лучшее из всего, что есть в жизни.
После этого заявления воцарилась тишина, а темнота так сгустилась, что можно было различить лишь маленький огонек, тихонько поплясывающий на догоравшей головешке.
– Нехорошо. Огонь ничего не хочет сказать.
Я обернулся. Перед печкой, распахнув