Черная с серебром. Илья Плохих

      Приезжай – будет много открытий.

      Нам найдётся, о чём говорить.

      Отличается бутень от сныти,

      как от дудника бутень и сныть.

      Заполняют пустое пространство

      борщевик да раскидистый вёх.

      Приезжай. В это вольное царство

      принимают любых выпивох.

      Серп не жал, и коса не косила,

      не свирепствовал триммер-упырь.

      Красота эта – славная сила.

      Атакует кудрявый купырь

      шахты точек, когда-то ракетных,

      позаброшенных в здешней тиши.

      Красота эта – радость для бедных?

      Не приедешь? Тогда не пиши.

      Это – северное лето.

      Это – северные люди.

      Никакого в нём секрета.

      Никакой в них новой сути.

      Так же склонно к скорой смуте

      небо бледно-голубое.

      Та же жизнь по амплитуде

      от мольбы до мордобоя.

      Берёза пуглива.

      Берёза такая трусиха!

      Жила бы счастливо,

      но всюду ей чудится лихо.

      Подует чуть резче,

      и речка нахмурится рябью —

      она уж трепещет,

      кляня свою психику

      бабью.

      Смастерю-ка я шкатулку из капа,

      из берёзового чудо-нароста,

      Кропотливо смастерю, не с нахрапа,

      как бы ни было мне это непросто.

      С пониманием текстуры и крапа,

      всей природной красоты-красотищи

      смастерю-ка я шкатулку из капа.

      Для себя, а не продать чтоб за тысщи.

      Не столяр, да и в резьбе ни бельмеса.

      Только чувствую: должно получиться.

      Результатом моего интереса

      будет тонкая такая вещица.

      И когда-нибудь насчет этой штуки

      дочка скажет для меня дорогое:

      «Золотые у отца, мама, руки.

      Зря про них ты говорила другое».

      Между Сендегой и Томшей,

      между Корбою и Мерой[1]

      мир объят насквозь промокшей

      атмосферой, серой-серой.

      Дробь по крышам, по железу.

      Огороды – как трясина.

      Я в нутро к тебе не лезу

      на крыльце у магазина.

      Встали на краю пучины,

      два неспешных остолопа,

      рассуждаем про причины

      наступившего потопа.

      Ты твердишь – американцы.

      Я в ответ – китайский спутник.

      Отряхнёт от капель пальцы

      на крыльцо восшедший путник.

      Он к нам – не без уваженья.

      На ногах – сырые кеды.

      Но не будет продолженья

      оборвавшейся беседы.

      Охотничьею