Не нужно молчать. Аарон Хартцлер
Договорились. Только я на днях зашел в гостиную и заметил, что чулан прикрыт не до конца. Знаешь, чем она его забила? Пластиковыми контейнерами с носками и «боксерами».
– Для тебя?
Бен вздохнул.
– Я сам могу купить себе чертово белье.
Какая‐то женщина принялась громко сзывать детей на обед. Бен закусил губу, глядя, как они, чуть ли не теряя кроссовки, несутся к столикам для пикника.
– Я знаю, что мне должно быть стыдно за такие мысли. Просто… У мамы правда одержимость. У нас теперь столько носков, что я могу их до семидесяти лет не покупать.
– Может, она таким способом выражает о тебе заботу?
– Лучше бы она выражала заботу, соблюдая наши договоренности. Эти носки не для меня, понимаешь. Они для нее.
– Думаешь, она угомонится, если ты получишь грант?
Бен адресовал мне печальную улыбку.
– Я думаю, что это так не работает. Когда дело доходит до ее обожаемых купонов, я бессилен. Иногда у меня возникает чувство, будто я попал в какое‐то дурацкое реалити-шоу.
– Понимаю, – ответила я. – Ну, в какой‐то мере. Мои родители тоже со странностями. Папа все время делает ставки на команды-лузеры и проигрывает пари коллегам из стройбригады, – но транжира при этом, конечно, я. Или взять хоть маму. Вечно причитает, что нужно сбросить пару-тройку килограммов, но лучше будет сидеть на безумных диетах, чем начнет есть больше фруктов и бегать со мной по утрам.
Бен улыбнулся.
– Помнишь ее грейпфрутовую диету? Мы тогда были в начальной школе. Твой папа сказал, что если она не притормозит, то скоро начнет писать соком.
– Она его чуть не убила, – кивнула я. – А потом нас, потому что мы никак не могли перестать смеяться.
Мы дружно захихикали при воспоминании. Ветер тихо прошелестел едва зазеленевшими ветками вяза у нас над головой и бросил прядь волос мне в лицо. Я потянулась, чтобы убрать ее со лба.
– Я люблю родителей, – сказала я после паузы. – Просто иногда хочется, чтобы они согласились, что тоже не знают всего.
– Все родители чего‐то о себе не знают, – откликнулся Бен. – Это вроде комнаты, которую они не желают замечать. Нельзя зажечь в ней свет, если ты отказываешься признавать само ее существование.
И прежде чем я успела выразить полное согласие с этой мыслью, Бен сунул остатки мусора в пакет, растянулся на траве и, пристроив голову у меня на ноге, закрыл глаза.
Слова замерли на языке. Моим первым порывом было провести пальцами по его волосам, но рука остановилась в воздухе. Секунду я держала ее на весу, а потом прижала к губам и медленно опустила на землю. Затем прислонилась к стволу вяза и попыталась восстановить дыхание.
Через несколько секунд сердце перестало колотиться как бешеное. Я чувствовала на бедре тяжесть головы Бена – она не давала мне окончательно потерять связь с реальностью. Баскетбольный матч через дорогу возобновился (минус один игрок). Я задумалась, как мне на самом деле повезло с родителями. Их странности не шли ни в какое сравнение с Адель. Потеря пятидесяти баксов или