Политико-философская концепция И. Берлина. А. А. Алферов
и оправдание методов естественных наук, в которых справедливо усматривал главное достижение века. Тем не менее в своей моральной философии он приподнял крышку с ящика Пандоры, что высвободило тенденции, которые он одним из первых с абсолютной откровенностью и последовательностью осудил и от которых отрекся» [2, c. 676].
Берлин отмечает, что кантовское представление о воле совпадало с представлением о разуме в действии. Немецкий философ спасался от субъективизма и иррационализма благодаря тому, что считал волю подлинно свободной только в том случае, если она подчинена велениям разума, который вырабатывает общие правила, обязательные для всех разумных людей. «И лишь когда понятие разума становится невразумительным (а Канту так ни разу и не удалось убедительно сформулировать, что это означает на практике), и только независимая воля остается единственным достоянием человека, выделяющим его из природы, − лишь тогда новое учение начинает заражаться “sturmerisch” настроением» [2, c. 681].
К мыслителям-романтикам И. Берлин относит И. Г. Фихте. Он называет Фихте подлинным отцом романтизма. Отцом романтизма делает этого немецкого философа, по его мнению, прославление воли и действия, определяемого волей, − в противовес размышляющему мышлению. «Мы не потому действуем, что познаем, а познаем потому, что предназначены действовать», − приводит Берлин цитату из Фихте. Во-вторых, немецкий философ провозглашал, что ценности и цели (нравственные, политические) – это не объективная, а субъективная данность, они не открываются, а устанавливаются людьми. По мнению Берлина, это совершенно новый подход к ценностям. «Это нечто новое и дерзкое: цели нельзя обнаружить внутри человека или в трансцендентальной реальности с помощью некой особой способности, как думали в течение более двух тысячелетий. Цели вообще нельзя открыть, их производят, не находят, а создают» [2, c. 690]. Обращает внимание Берлин и на эстетику абсолютного творчества в философии Фихте. Последний интерпретировал человека как творческое существо, создающее нечто принципиально новое, то есть преодолевающее любые правила и шаблоны, причем творческие акты Фихте распространял на все сферы человеческой деятельности. Романтическая принадлежность Фихте прослеживается и в его учении о героях, которые творят новые формы, новую действительность и новое понимание действительности, при этом они не заботятся ни о сиюминутной выгоде, ни о мирских благах, а подчиняют всю свою жизнь служению определенной идее, которая только и имеет для них ценность. Берлин пишет: «…В эпоху, о которой я говорю, герой уже больше не открыватель и не победитель в состязании, а творец, даже если, а быть может больше всего именно потому, что он сгорает от своего внутреннего пламени… Ибо в жизни духа нет никаких объективных принципов или ценностей – они делаются таковыми решением воли, которая формирует мир человека или мир народа и его нормы…» [2, c. 695]. Берлин подчеркивает также прославление свободы у Фихте, объявление им свободы сущностью