Долг платежом красен. Екатерина Лазарева
в мягкий клетчатый плед. Несмотря на полный тревог и волнений день, у Обломовой не наблюдалось бессонницы – впрочем, она всегда спала очень хорошо. Щелкнув пультом телевизора, Лиза нашла какой-то музыкальный канал и стала засыпать под звуки поп-музыки. Последней мыслью, посетившей ее перед тем, как сознание радостно отключилось, было то, как же все-таки хорошо быть флегматиком.
Лиза уснула так быстро, что даже не слышала, как через несколько минут после ее ухода с кухни, Елизар, выключил свет и прошел мимо гостиной, шурша конфетным фантиком. В голову юноши закралась было мысль заглянуть в Ванину комнату и проверить все ли с мальчиком в порядке, но врожденное разгильдяйство предложило не беспокоиться по мелочам, а идти спать. А не спал Елизар уже очень-очень давно и был совсем не прочь предаться столь приятному занятию, поэтому, минуя комнату Ивана, юноша направился прямиком в хозяйскую спальню.
Ваня же в это самое время тихонько складывал вещи в рюкзак и заводил будильник на семь утра – с вечера предпринимать ответственные действия было бы неразумно, и потому мальчик предпочел выспаться, а претворением в жизнь своих планов заняться утром. А если истинный Воронцов что-то решил, то он обязательно это исполнит! Так что в семь тридцать утра Ваня сидел на подоконнике, свесив ноги на улицу, и искренне радовался тому, что Лиза такая наивная, а Елизар такой безответственный. Обладая природной способностью видеть людей насквозь, мальчик не сомневался, что Обломова, склонная всему находить рациональное объяснение, будучи даже очень удивлена или напугана, произошедшими событиями, постарается успокоить саму себя и, мысля объективно, решит, что утро вечера мудренее, а значит нужно хорошенько выспаться и уже завтра решать проблемы по мере их поступления. А хорошенько выспаться означало – спать часов до десяти как минимум. Елизара же Ваня успел хорошо узнать, когда тот еще был картиной – а характер, что у нарисованного, что у настоящего Елизара был одинаковый. Иван знал, что ослушаться приказов его отца юноша не может, но понимал также, что рвения в исполнении обязательств Елизар проявлять не станет.
Эти доводы Ваня прокручивал в голове весь вечер, и они помогли ему принять решение. Только теперь, сидя на подоконнике, мальчику предстояло еще выдержать бой с собственной совестью, с которой он забыл договориться, продумывая план рискованной операции. Иван понимал, что последствия его поступка могут быть ужасными. Но, скорее всего, все будет хорошо… По крайней мере, он хотел в это верить. Совесть отмахнулась от этой мысли, нехотя соглашаясь и намекая, что есть кое-что другое, о чем следует подумать. «Что же будет с Лизой, когда она с утра не обнаружит тебя в комнате?» – поинтересовалась совесть. Да, признал Ваня, Лиза будет в шоке… Но она быстро придет в себя – она ничему не удивляется, так что… И потом, Елизар ее успокоит! «Ага! – воскликнула совесть. – Есть еще и Елизар! Думаешь, он не будет волноваться?», на что Ваня скривил губы в саркастической (как ему показалось) ухмылке, и даже совесть, поняв абсурдность своего вопроса, тихонько рассмеялась: Елизар