Обитель Разума. Арина Ипатова

      Все стихи были полны до краёв горечью поражения. Но всё же за отчаянием и безысходностью таилась какая-то скрытая энергия, сжатая до предела пружина, и при малейшей возможности она неизбежно должна была развернуться – ибо законы физики нельзя нарушить, в отличие от всех прочих.

      Но его личная пружина уже развернулась.

      Он не обдумывал, хорошо ли поступил, будучи уверенным в правильности своего выбора. “Делай что должен, и будь что будет”. Анатолий чувствовал себя освободившимся от тяжёлой ноши, и вообще ни о чём серьёзно не думал, просто шёл по родному городу, чувствуя себя на этот вечер освобождённым от всех обязанностей и обязательств. Это было его время, принадлежащее лично ему, что не так уж часто бывает в жизни человеческой.

      Он двинулся дальше, миновал стадион, прошёл по Горбатому мосту – маленькой каменной арке, давно позабывшей, как под ней струилась вода маленькой речки, многие годы заточённой в подземную трубу, и двинулся дальше по Конюшковской улице. Впереди виднелась набережная. На другой стороне реки красовалась одна из семи сталинских высоток – гостиница “Украина”. Монументальное здание казалось незыблемым, но Анатолий в свои двадцать с небольшим лет уже не верил в незыблемость. За шпилем метались клочья облаков, внося в открывшуюся глазам Анатолия картину какую-то грозную тревожность. Он поёжился от внезапного озноба, в первый раз с момента выстрела в старом доме.

      Творения рук человеческих хрупки, если их не оберегать и не поддерживать, они рано или поздно будут уничтожены людьми другой культуры, либо поглощены природой, не знающей сентиментальности. Он не хотел бы, чтобы такое случилось с тем, к чему он был привязан. Но разве возможно этого избежать?

      Анатолий пересёк Краснопресненскую набережную и пошёл через Новоарбатский мост. Где-то посередине моста он обернулся. Освещённое здание бывшего парламента было обманчиво белым, но внутренним зрением он всегда видел его двухцветным, с чёрными верхними этажами. Стреляли в него как раз с того места, где он сейчас стоял. Правее маячила вторая высотка, очень похожая на “Украину”, да и на остальные пять их сестёр, но чуть плотнее, коренастее – жилой дом на Кудринской. А ещё правее распахивалась серо-синяя книжка московской мэрии.

      С Новоарбатского моста Анатолий вышел на Кутузовский проспект, а оттуда минут через пять повернул налево, на Украинский бульвар.

      Было уже совсем сумрачно. В лицо дул сырой ветер. Чёрные мокрые кусты шевелили ветвями-щупальцами. Фонари не горели. Анатолий споткнулся на разбитом асфальте, нога поехала по грязи, но он удержался на ногах и перескочил на твёрдую поверхность. Впереди, за кустами, мелькнула фигура, кто-то шёл в сторону Кутузовского. Анатолий сделал несколько шагов вперёд. Навстречу вынырнул человек в разорванной куртке, без шапки, с всклокоченными тёмными волосами и измождённым, дёргающимся лицом, оценивающе зыркнул на Анатолия и отступил в сторону. Анатолий тоже отклонился. Они не столкнулись, лишь притёрлись рукавами. Когда несколькими секундами позже молодой человек на всякий случай оглянулся, встречный уже растаял в сумраке.

      Все эти детали не нарушали созерцательного настроения Анатолия. Он был вне своего