Журналист из СССР. Записки о времени и профессии. Борис Михайлов
и лишь несколько четверок, а по – азербайджанскому обычно выводили спасательную тройку. Язык учили с третьего класса, но я, так и не выучил его, к своему стыду. Не с кем было общаться. В 30 – 50 гг. вплоть до отмены крепостного права, и введения всеобщей паспортизации, азербайджанцев в Баку насчитывалось менее трети, все бакинцы отлично владели русским литературным языком. Больше всего в городе жило русских, армян и евреев. Говорить на азербайджанском считалось не престижным. На нем продолжали общаться жители провинций, в районах и селах, хотя их тоже пытались переучить русскому, какой долгие годы оставалась сталинская политика по национальному вопросу. Местные власти её беспрекословно поддерживали. Подобное положение существовало и в среднеазиатских республиках Советского Союза.
Окружение сверстников во дворе, на улице, в транспорте, общественных местах, нигде не говорили по-азербайджански, иначе я с детства знал хотя бы разговорный язык.
С началом нового учебного года, преподаватель азербайджанского предупредил, что все родители, чьим детям с трудом дается язык, должны постоянно ему помогать материально. В ХХӀ веке это называется требованием взятки, по-азербайджански дашбаш. В Азербайджане во все времена такое положение было почти узаконено, как много позже и в России. Никакую справку не получишь, не отблагодарив клерка деньгами.
Вызвав в школу отца, в не очередной раз, учитель открытым текстом пожаловался, у него прохудились ботинки, а потому отцу необходимо раскошелиться на внеплановую взятку, в стоимость приличной обуви.
Отец понимал, педагог – вымогатель не остановится на требовании ботинок, а впереди еще три года учебы, экзамены.
Бабушке уже за семьдесят, подолгу жить одной, обслуживать себя, непросто. Вот и родилась идея поселить временно и меня с ней. На семейном совете проблема взяток учителю стала еще одним аргументом продолжать мне учебу в Мингечауре, присматривая за бабушкой. В будущей школе, узнал папа, отличный преподавательский состав. В большинстве, как и Ванда Эдуардовна, бывшие сидельцы по 58-й статье, не имевшие права жить в столице республики. Так я оказался в Мингечауре, где и доучился до окончания школы в 1953 году.
***
Только смерть Сталина позволила бабушке вернуться в Баку. Родители к этому времени получили квартиру.
Бабушка посещала изредка службы в православном храме, хотя по крещению была лютеранка. Написала брату в Нью – Йорк, и он несколько раз присылал посылки с очень любимым ею «настоящим» кофе. Папа с мамой протестовали против её контактов, боялись за свою судьбу и карьеру, и были правы. «Компетентные органы» каждую посылку внимательно исследовали и проверяли, половину присланного конфисковывали. Ванду Эдуардовну предупреждали, если не прекратит переписку, отправится вновь в места, откуда недавно вернулась. Бабушка, закаленная годами лагерей, опытом общения