Вошь на гребешке. Оксана Демченко
медовухой на травах. Исподлобья глянула на Бэла, пожевала губы, сомневаясь, годен ли лишний человек при разговоре.
– Я знаю про Руннара, – выдохнула Ружана в пух плаща, так, чтобы туман выпил звук и не позволил коридору нацедить хоть малое эхо. – Слышала… летом, когда королева была тут. Её вальза Милена водила по стене. Тот сказал, что Руннар – сгусток крови дракона62. Нельзя высвобождать его из шкуры, разве допустимо такое – да пролить в лесу, на родные корни? Черна, я никогда тебя не просила, но я травница… Умоляю, не губи всех! Черна, наша хозяйка в угарном духу, ей видится смутное и она совсем не в уме, понимаешь? Черна… Черна, я перебираюсь в дом к Светлу, праздник у нас, душ слияние, не губи.
– Шла бы ты, и куда подалее, – досадливо пробормотал Бэл, трогая рукоять рудного клинка. – Бегом!
Последнее слово он не выкрикнул, но выговорил внятно, в полный голос. Эхо хлестко ударило по коридору, Ружана охнула, присела и опрометью бросилась прочь, забыв о кубке. Он, опущенный на пол вороненой рукой в доспехе, так и остался стоять у порога каминного зала. Черна облизнулась, гадая, каков на вид её язык и что за тон у зубов? Вдруг они острее прежнего и торчат, не прикрытые губами?
– Даже не раздвоенный, – догадался Бэл, тихонько рассмеялся и погладил по плащу на предплечье. – Что-то надо из кузни? Оружие… Не знаю, что еще?
– Мне такой – оружие? Вот разве камень для полировки когтей, – без радости хмыкнула Черна. – Если тихоня права, замок придется двигать на новое место. По осени – дурное дело, тяжкое. Не боишься, первый ученик?
– За тебя боюсь, за Тэру, за… за Милену особенно, – шепотом добавил Бэл. – Тэра не в уме, сам вижу. Чую. Только разве прорицателям это вредно? Она теперь в духе, сильно и глубоко в духе. Ни мутности, ни тьмы бессребренной. Пусть будет по воле её, я осознанно принимаю выбор Тэры.
– Принимай, умник. А мне интересно заломать зверюгу, – призналась Черна. – Ох и крупный он! Почти страшно, да? И вот: Ружана наша, похоже, опять жабьей икры63 нажралась, подслушивает. Иначе откуда бы ей знать то, что было сказано Йонгаром?
– Я разберусь с запасами икры. Со Светлом тоже поговорю, пусть вразумит. Нехорошо подслушивать.
– Где Тэра указала место для ошкуривания?
– На северной поляне, близ стен, – отозвался Бэл, охотно меняя тему. – Уже все готово, Врост вторую ночь бродит, совестит старые деревья, место выравнивает. Старательный парнишка и дар у него – ого-го, я ничего подобного не видывал.
– Много мы тут видывали, поверх крон64. Ты ведь еще застал старые времена, когда можно было – поверх? Свободно…
– Снится иногда, – улыбнулся Бэл. – Но отчетливо не помню. Восток крепко встал на якоря65, когда мне было совсем мало лет, что я могу помнить? Первый год в этом мире жил. Редко-редко ощущения приходят во снах, вызывают восторг и отчаяние. Мы утратили слишком многое тогда.
– Потому
То есть чистая стихия, без примеси разума и души. Необузданный, взрывоопасный хаос.
Привычное выражение. Дети Нитля полагают, что икра имеет универсальное свойство усилителя слуха. Хотя это неверно. В стенах замка, и тем более в каминном зале, оно неэффективно.
Летать умеют многие дети Нитля. Во сне – так просто все. Наяву кое-кто помнит себя в полете, но правдива ли та память? Черна убеждена, что именно так. Полет – это дар востока.
Это не ошибка. Поставить на якоря – значит, принять должные меры. Но после этого пройдет немало времени, пока меры возымеют полное действие. Действительно плоским, лишенным уникальных особенностей силы и духа, востока стал лет за пятнадцать до этого разговора.