Очевидец. Николай Александрович Старинщиков
опустилась в гнездо, а глаза «полководца» устремились в мою сторону.
– Ступай, – сказал он. – Тебя там ждут.
Меня на ходу запрягали в другую повозку.
– А кто он такой? Как его? Александр Дмитриевич? – спросил я.
– Начальник управления кадров. Полковник внутренней службы.
Вялов уцепился за сигаретную пачку, на ходу пожал руку и подтолкнул к двери.
– Ступай, а то он после обеда собирается уехать. И документы свои не забудь. У тебя же на лбу написано, что ты мент от рождения.
Он ошибался. От рождения я был Коля Мосягин, который в менты поступать не мечтал.
Оказавшись за дверью, я понял, что Обухов опять куда-то смылся.
«Похмеляться, сучок, побежал», – ворчал я, шагая к выходу и косясь по углам. Ни на втором этаже, ни в туалете, ни даже на улице Петьки не оказалось. Тут и гадать не надо – поскакал похмеляться. Он еще вчера говорил, что два следующих дня у него будут свободными.
Сидя в маршрутном такси, я набрал номер, но телефон Обухова опять оказался вне досягаемости. Возможно, мент не хотел рассказывать про то, как вчера его усадили в машину, а потом вытряхнули на обочине, словно дерьмо с лопаты. Но я-то ведь понял бы, в каком положении тот оказался. Для меня он вне подозрений, потому что проверен, потому что мы оба в долгу перед Мишкой. Так что зря этот лось ломанулся.
Добравшись до УВД и, получив временный пропуск, я направился в отдел кадров. И вскоре сидел напротив полковника в зеленой армейской форме и слушал лекцию о службе в милиции. Полковнику на вид было лет пятьдесят. Лицо сухое, скуластое, фигура поджарая.
– Я тоже когда-то был всего лишь сержантом, – сказал полковник и стал рассказывать про те блага, которые обретает соискатель офицерской должности. Зря полковник старался: я точно знал, что ситуация с «благами» в милиции далеко не простая.
Закончив говорить, Александр Дмитриевич поднялся из кресла и повел меня знакомить с инспектором кадров. Он завел меня в кабинет, представил какому-то капитану в милицейской форме и сказал, что я буду служить в следствии. Сказал и вышел за дверь.
– Служить, значит, хочешь? – проговорил капитан. – А на гражданке-то что? Нелепуха?
Я пропустил мимо ушей слова офицера, словно не со мной тот разговаривал. Да и не разговор это был, а так, мысли вслух.
Капитан поднял трубку внутреннего телефона и стал опять говорить:
– Филиппенко? Мордашов говорит. К тебе подойдет человек – шеф наш привел ко мне… Так ты поговори с ним о будущей службе. А потом звякни. Ага…
Трубка шлепнулась в привычное место. Капитан поднялся из просторного кресла и, взяв меня под локоть, потянул в коридор.
– Повернешь, значит, за угол, – учил он, – увидишь там лестницу – вот по ней и шагай, до самого верхнего этажа. И там как раз увидишь дверь. Ступай. И с рапортом потом ко мне.
Скорее всего, он имел в виду заявление, поскольку я не состоял пока что на службе и рапорта писать был не обязан. Поднявшись к двери, я нажал на кнопку и стал ждать. Вскоре та отворилась: в проеме