Очевидец. Николай Александрович Старинщиков
поедешь со мной, – решил за меня Блоцкий, – а то у меня машина без сигнализации. Только туда и обратно.
Блоцкий рассмеялся. Он собирался меня использовать вместо сигнализации, и это обстоятельство, как видно, его веселило.
– Кого из нас преследуют? – спрашивал он. – Может, меня? Или всё же тебя?
Отвечать на дурацкие вопросы не было никакой охоты, и я согласился ехать. И вскоре уже торчал на Волжском мосту, как винная пробка в бутылке. Череда машин образовала гигантский хвост, он начинался от Заволжского косогора и длился на протяжении нескольких километров.
Включив передачу, Костя проехал метра два и, остановившись, стал ругать мост. У нас не найти человека, кто бы не делал этого почти ежедневно, поскольку ездить через мост из-за его низкой пропускной способности стало практически невозможно, тогда как новый мост, заложенный в прошлом веке, до сих пор стоял недостроенным.
– Отсебятину придумали, – ворчал Костя, перекинувшись на тюремное начальство. – Прикинь, ведь ничего не изменится, даже если об этом узнает чужой человек. Выдавал Паша доверенность или нет? Это же не государственная тайна. Короче, им лень рыться в документах.
Костя опустил стекло дверцы, прохладный речной воздух с напором пошел в машину. У меня сразу же заледенели уши: Волжское водохранилище прогревалось лишь к середине лета, и данное обстоятельство сильно влияло на местный климат.
– Нам бы только узнать, кому он доверил продажу, – бормотал Блоцкий.
Автомобильная пробка с трудом рассосалась, и мы, пройдя мост, наконец поднялись в город. Два поворота налево, один направо, и машина остановилась возле следственного изолятора.
– Сиди тут, – сказал Костя и скрылся за дверью, над которой висела бордовая табличка госучреждения.
Возвратился он почти через час – как раз в тот момент, когда я уже проклинал себя за то, что согласился ехать.
– У самого дел по горло. Диплом на носу, – ворчал я, не обращая внимания на возгласы Блоцкого.
Однако тот не слушал меня, рассуждая о своем. В итоге до меня дошло, что арестованный по фамилии Коньков никаких доверенностей от своего имени не подписывал.
– Как то есть не подписывал? – удивился я. – В газете по-русски написано о продаже коттеджа.
– Так и не подписывал. Начальник СИЗО доверенность не заверял. Ее в глаза никто не видел, бумажку эту. Он там вообще теперь под кроватью спит – прикинь! И заявляет, что в тюрьме зреет заговор с целью свержения власти. Якобы кто-то решил завладеть учреждением на вечные времена. Это же полный дурдом получается.
В дурдом я не верил. Паша решил прикинуться, чтобы уйти от правосудия либо отсрочить момент расправы. По закону ему полагалась высшая мера. Свобода ему не светила последние лет полтораста.
– Может, и правда крыша съехала? – размышлял Блоцкий. – Такое бывает. Сидит человек, молчит – и вдруг пошел молоть чепуху…
– Но кто-то ведь дал объявление. Без участия Паши вряд ли можно продать коттедж.
– Действительно, – согласился Костя. –