Такая разная правда. Петр Ингвин
вопрос: где именно вы находились в момент совершения преступления?
– Повторяю, – сдерзила Танька. – Пошла обменяться телефонами.
– Куда пошли? – морщась, как в кресле у неопытного стоматолога, уточнил прокурор.
– В зал.
– Почему?
– Он пригласил.
– Одну?
– Да.
– Где на тот момент находилась потерпевшая?
– Осталась в машине.
Дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки.
– Сколько вы отсутствовали?
– Минут пятнадцать-двадцать.
– Почему так долго?
– Меня долго пришлось уговаривать дать, – Татьяна красиво откинула волосы, – номер своего телефона.
Казалось, еще вот-вот, и она покажет прокурору язык. Впрочем, то, как свидетельниц показывала ему всю себя, говорило, что решение обменяться телефонами с многоуважаемым обвинителем уже принято.
– То есть, потерпевшая Акимова Людмила Николаевна с двадцати одного часа пятидесяти пяти минут, – продолжил прокурор, уже подозревавший о скорых изменениях в своей интимной жизни, – до двадцати двух часов пяти минут, когда подверглась нападению Сорокина Святослава Игоревича, находилась в вашей машине одна?
– Я на часы не глядела. Когда вернулась к машине, меня к ней не подпустили, там уже орудовали криминалисты и медики. Меня сразу проводили на допрос.
– Видели ли вы гражданина Акимова на месте преступления?
– К сожалению, нет, его к тому времени увезли. – Танька приветственно помахала мне за решетку. – Но будь таких Алексов побольше, нам не пришлось бы…
– Прошу не отвлекаться, – пресек лирическое отступление строгий голос судьи.
Татьяна никаким боком не относилась к моей нарождавшейся организации: не являлась ни действующим членом, ни внештатником из сочувствующих. Даже о тонкостях новой идеологии не знала. Но здравый смысл заставлял ее лить воду на мою мельницу:
– Если бы на месте Алекса оказался мой муж, от насильника не осталось бы живого места. Он разорвал бы преступника на кусочки и вывесил на деревьях, а фотографии по подъездам расклеил, чтоб неповадно было.
– У вас все по обстоятельствам дела? – опять перебила судья.
С видом королевы среди придворных, Танька вздернула подбородок, еще откровеннее выпятила грудь и снисходительно оглянулась на собравшихся:
– По обстоятельствам – все, а по делу… Ну, не виноват он. Вешали бы насильников, их бы и не было. Представьте, что вас… или вашу дочь. А того, кто заступился – судить?! За что? Сажать?!.. За то, что собственную жену спас?! Да вас самих тогда надо…
Таньку быстренько вывели из зала суда, хотя она и в коридоре продолжала возмущаться – мне было прекрасно слышно из-за решетки.
В клетке. Словно зверь. Как же они правы. Я – зверь, самый страшный (потому что – непредсказуемый) зверь на свете: я не желаю быть съеденным хищниками. Хищники, если подумать, только называются хищниками, в нашем представлении – злыми, агрессивными и сильными. На самом деле в природе