Таро Райдера-Уэйта-Смит. Путешествие по истории, трактовкам и использованию самой известной в мире колоды. Саша Грэхем
его ума – понимает: он не один, поскольку он создает эту работу. Кто-то пишет сквозь него, даруя знание. Время от времени он чувствует это присутствие как проникающий внутрь через чистое и прозрачное окно свет. «В этом нет ничего похожего на обычную жизнь», – всплеснув руками, пишет он.
«Соглашение», в том смысле, в каком понимаем его мы, является, по сути, очень простым. Ключ к великим тайнам спрятан во всех окружающих нас вещах, но сомнения мешают нам его отыскать. Знание находится внутри нас, и мы могли бы растолковать язык мира, если бы осмелились, однако веками нас учили блокировать естественный опыт и сомневаться. Эта привычка души отдаляет нас от прозрения; но ее можно исправить, – и хотя задача и не кажется слишком уж сложной, она требует от нас определенного мужества[25].
Артур Уэйт отходит от письменного стола и потирает глаза. В очаге потрескивают поленья, огонь смело побеждает влажность и заполняет комнату теплом. Уэйт чувствует себя обновленным, удовлетворенным, ясно видит цель, он всегда знает, когда работа идет хорошо. Его утешение – в написанных словах. Труд писателя – это форма выражения себя, но также и исследование – в первую очередь личного. Так он выражает свои мысли и эмоции. «Я вижу все это настолько ясно, – думает он. – Почему другим так трудно увидеть очевидное?» Его глаза зажигаются гордостью при взгляде на сосновую полку, где красуются девять опубликованных книг. «Больше, – думает он с восхищением, – их будет еще больше». Он пристально смотрит на небольшую, но все же важную рукопись. Это его десятая книга – «Иллюстрированный ключ к Таро».
Срок исполнения работы для издательской компании Райдера истекает. Нужно успеть закончить иллюстрации. Шанс увидеться этим вечером с художницей невелик, да он и не особо надеется. Неизвестно, придет ли Памела на встречу его группы, ведь она так непредсказуема. Непредсказуемость свойственна многим художникам. Уэйт признает, что Памелу привлекает ритуальный аспект работы его группы, но ее мало заботят формальности. Он верит в ее блестящий талант, а ее уникальные способности восполняют пробелы в дисциплине. Уэйт желает своей дочери Сибил прекрасного вечера и направляется к жене. «Хорошего вечера, Лукаста», – шепчет он ей. Она отрывает взгляд от рукоделия. Лукаста – ее уменьшительно-ласкательное имя, и все же она почти игнорирует его. Уэйт выходит из дома, под дождь, и чувствует знакомое раздражение.
«Она не уважает мою великую работу, – думает он про себя. – Она смотрит на меня глазами моих завистливых коллег. Моя работа связывает меня с наивысшим источником. Конечно, многие расстроены, поскольку им недоступен уровень моего понимания. Я объясняю, я рассказываю им; тем не менее они не видят. Не могут уловить. Они расстроены и чувствуют себя в дураках. Но что же делать мне, кроме как служить для них примером? Я должен быть на шаг впереди в своих мыслях и действиях», – так думает Уэйт, двигаясь сквозь туман, словно тень в мерцающем свете уличных фонарей.
Он прибывает в место назначения и придерживает
Waite, Collected Poems, vol. 1.