Игрушки (сборник). Александр Малахов

      Михаил Иванович, более широкоскулый, поднял стакан и кашлянул, давая тем самым знак, что он желает сказать тост:

      – Други мои! – громыхнул он. – Это хорошо, что мы собрались. Всегда хорошо, когда собираются за столом друзья, близкие люди. Не всегда эта жизнь, правда, будь она неладна, позволяет собираться часто, но оттого бывают и радостнее встречи. Рано или поздно жизнь заставляет оседать.

      На секунду он замолчал, окинув пристальным взглядом сидящих за столом, и продолжил:

      – Случается и так, что приходится начинать жить сначала. Но никогда не стоит забывать, что жизнь – это прежде всего радость, как бы цепко ни брала она за горло, радоваться на исходе последних сил – таков мой девиз. И я хочу, чтобы каждый из вас жил с радостью.

      Он замолчал и поднял свой стакан выше. Карчагин, внимательно слушавший и смотревший на него, мотнул головой и звонко хлопнул его свободной рукой по плечу, так что тот довольно крякнул.

      Все выпили. За столом возникла принесенная бородатыми медведями гитара. Пели знакомые Олегу песни Визбора, Высоцкого и другие, впервые здесь услышанные, о дружбе, любви, взаимовыручке.

      В комнате стало душно. Желающие освежиться и покурить вышли на площадку. Виктор прилег на софу, а Олег подошел к темному голому прямоугольнику окна. Неравномерными разноцветными квадратиками квартир светилась ночь за окном, вырисовывая причудливые фигурки формулы жизни за чужими, но такими похожими окнами.

      Неожиданно зазвонил телефон. Олег вздрогнул от неожиданности и обернулся.

      – Это меня, – изменившимся голосом выдохнул Виктор и пулей подлетел к телефону. – Да, я, – промямлил он, – музыка играет, ну и что?.. Да какие бабы! Я ж тебе говорил… сейчас позову.

      Он осторожно положил телефонную трубку на тумбочку, скривил губы и засеменил в коридор. Через минуту в комнату вошел Карчагин и взял трубку.

      – Да, здравствуйте, Света, это Владимир Павлович. Да-да, вы уж меня извините, что так долго… Уже поздно, он останется у меня… нет, нисколько не стеснит… Да-да… извините еще раз… всего доброго. Волнуется, – глубокомысленно заключил он, положив трубку, и вздохнул.