Казанский альманах. Гранат. Коллектив авторов
давно не видевшие друг друга родственники. Старики обнимались, вытирали скупые слёзы, зрелые мужчины сдерживались, степенно кивали, в знак приветствия одобрительно похлопывали друг друга по плечу. А женщины хвалились детьми, вылавливали их по одному из шумных, с визгом носящихся по поляне ватаг. Казанскую ханум узнавали повсюду, кланялись ей. Старейшины рода почитали госпожу радушными приветствиями, их подхватывали десятки голосов. Перед каждым кругом Сююмбика останавливалась, прижимала руки к груди и приветствовала кого почтительным кивком, а кого доброжелательной улыбкой и гостеприимными словами. Бунчук ногайского рода, который вёл корни от легендарного Идегея, ханум заметила издалека. С лёгким волнением вошла Сююмбика в круг близких ей по крови ногайцев, низко поклонилась, так что на голове качнулся высокий калфак, расшитый золотом и жемчугами. Навстречу поднялся старейший мурза Байтеряк и протянул госпоже традиционную чашу с кумысом. Эта древняя деревянная чаша с неровными, будто обгрызенными краями хранилась в роду, как самая ценная реликвия. По преданию из неё пил сам Идегей. С суеверным трепетом Сююмбика приняла чашу, приникла губами к почерневшему от времени дереву, ощутила знакомый кисловато-жгучий вкус ногайского кумыса. Не пила она никогда напитка более желанного и вкусного, и старая эта чаша, овеянная славой легенд, придавала привычному кумысу вкус волшебный и пьянящий. Дочь Юсуфа пила и не могла насладиться вдосталь.
А впереди уже раздавались громогласные призывы, глашатаи собирали борцов и зрителей на борьбу курэш:
– Курэш! Начинается битва сильнейших батыров!
– Спешите на майдан!
Казанская госпожа поторопилась в ханский шатёр, но в роскошном пристанище повелителя нашла лишь жён и детей Сафы. Она опустилась на ковёр к щедрому дастархану, приняла из рук аякчи[1] кубок с вишнёвым шербетом, незаметно склонилась к оказавшейся рядом хатун:
– Фируза-бика, повелитель не появлялся?
Младшая жена покачала головой:
– Говорят, отправился с крымцами на охоту.
– Это в Джиен?! – изумилась Сююмбика. – Кто же будет вручать призы лучшим батырам и джигитам?
Ей уже не сиделось в шатре, до беспечного ли времяпровождения, когда царственный супруг презрел любимейшее у казанцев празднество. Она хотела поспешить в Кабан-Сарай, где Сафа-Гирей предавался азартной охоте. Думала броситься в ноги властительному супругу и умолять не оскорблять казанцев и их гостей своим отсутствием. На берегу гарем повелителя ожидал роскошный струг с беседкой из стеклянных витражей, ханум думала отправиться к охотничьей резиденции на нём, но увидела скачущих всадников. Впереди, погоняя белоснежного жеребца камчой, мчался Сафа-Гирей. Она издалека сердцем угадала любимого. Хан, как влитой, сидел на великолепном скакуне, и сам он был красив, словно Юсуф из обожаемой ею поэмы. Сююмбика прижала руки к груди, она безмолвно наблюдала, как повелитель спрыгнул с коня, бросил поводья нукеру, взглянул в её
Аякчи – прислужник, раздающий напитки, виночерпий