Струны черной души. Евгения Михайлова
миллионы раз все анализировала, перетирала все воспоминания. Внешне все было прекрасно. Таня любила его, меньше, конечно, чем меня, но больше остальных людей.
Но события рокового вечера все сместили в ее голове.
Разумеется, в интересах ее здоровья Таню нельзя было допрашивать. Но у них не было цели – беречь ее здоровье. Они искали убийцу. Допросы, пусть и в присутствии врача и педагога, были чудовищными. В нашем конкретном случае.
Я даже не знаю другую девочку-подростка, которая бы так панически реагировала на подобные вопросы. Ее спрашивали, как трогал ее отец, заставляли в разном порядке описывать те часы, когда они оставались вдвоем. Прерывали неожиданными, коварными, по-взрослому откровенными и бесстыдными вопросами.
Моя версия, заученная Таней, о том, что она пришла с улицы, значительно смягчала эти допросы. Но как она могла изменить жестокую, неотвратимую суть. После осмотра гинеколога Таня слегла. Безучастная, слабеющая, почти угасающая. Перестала есть и спать. Она оказалась девственницей, что не снимало подозрений.
Я с самого начала отказалась от идеи нанимать нам адвоката. Это была демонстрация прозрачности нашей позиции, во-первых. И моя единственная возможность скрыть от следствия спрятанные деньги. Не на что адвоката.
Я допускала, что за мной следят.
Состояние моего жалкого счета им известно, как и сколько осталось на моих картах и наличными в ящиках наших с Анатолием столов. Больше я не могу тратить, пока не найду работу. А дело все двигалось к обвинительному заключению.
На версии постороннего убийцы поставили жирный крест.
Мне назначили бесплатного адвоката – неуверенного паренька с дефектом речи. Его звали Павел Афанасьев. Мы пообщались, и он сразу мне сказал:
– Ситуация настолько плохая для вас обеих, что для нас проще всего согласиться с виной Тани, тем более, даже вы не уверены в том, что убила не она. Девочка, с ее особенностями психики, в столь сложной ситуации – не преступник, а жертва. Конечно, вам стоит допустить, что отношение отчима к падчерице было особым, скажем так. Допустим, что-то произошло в тот вечер, и девочка в состоянии аффекта защищалась от сексуальных домогательств. Эксперт заключил, что она могла совершить удар такой силы. Как я понял, Таня поступит так, как вы ей скажете. Мое предложение: пусть сделает чистосердечное признание, но в той форме, которая не опровергнет все ее предыдущее показания, они не станут ложными. Она скажет, что вошла с улицы, стала, к примеру, переодеваться, а отец совершил по отношению к ней какие-то действия. В желании спастись она могла сделать то, о чем сейчас не в состоянии вспоминать. Дальше потребуется лишь согласиться с предположением обвинителя. Да, она могла схватить нож. Помнит, что он был рядом. Срок ей не грозит, только лечение в специальной клинике.
Паша изложил все, что могло быть потолком его мастерства. Это не профессионал такого уровня, который мог бы посеять сомнения у суда в том, что следствие изучило все обстоятельства. Что оно могло пропустить какой-то главный след. Они рыли на поверхности